Мари Осмундсен - Благие дела

Рут не смела лишний раз вздохнуть, ее мать так редко откровенничала, и все же не воспользоваться такой минутой было нельзя, и она тихонько спросила:

— А теперь тебе хорошо, мама?

— Хорошо? — рассеянно повторила мать. — О да, теперь мне хорошо. Хотя, конечно, с тех пор как Рейдун вышла замуж, у нас стало скучнее. Зато я хожу по домам помогать инвалидам, все какая-то польза.

— Тебе надо выучиться на патронажную сестру, — посоветовала Рут.

Мать с улыбкой покачала головой.

— Стара я уже садиться за парту. А вот о себе подумай, доченька. Тебе пора браться за учебу. Пока еще не поздно.

Тем дело и кончилось. Они чуть было не затронули что-то очень важное, значительное для них обеих, но в последнюю секунду не рискнули — так всегда и бывало, хотя на этот раз они, как показалось Рут, подошли ближе, чем когда-либо прежде. Ближе к чему? К открытости, к чистосердечию…

Впрочем, со времен материной молодости мир сильно переменился, и в конечном счете Рут, скорее всего, ждало бы разочарование и непонятость. Так что, вероятно, лучше было заранее уклониться от удара, признать разделяющую поколения границу и необходимость держаться на расстоянии, удовлетвориться традиционными выражениями привязанности и отказаться от попыток добиться Понимания.

Рут подозревала, что когда-нибудь сама окажется на месте своей матери. И не исключено, что тогда она оглянется на свои сегодняшние терзания, на мысли о Переменах, о Разобщенности и Понимании так же свысока и с той же усмешкой, с какой она сегодня вспоминает период веры в Бога, который пережила в девять-десять лет, или романтическое увлечение Джоном Ленноном, которое было у нее в четырнадцать…

— Для них самое главное, чтобы я не скандалила, — сказала Карианна.

А мы с мамой иногда скандалим так, что клочки летят по закоулочкам, — созналась Рут, — особенно когда она начинает выпытывать, с кем я сейчас встречаюсь да как я живу. Она это отрицает, но, по-моему, ей просто не терпится заиметь новых внуков.

— Мои тоже капают мне на мозги, — отозвалась Карианна, — для них был конец света, когда я ушла от Бьёрна. Да, я тебе еще не рассказывала! — Она засмеялась, отложила в сторону щетку, которой мыла посуду, вынула из раковины пробку и, когда зажурчала вытекающая в трубу вода, обернулась к Рут. — Есть две сплетни про Бьёрна, — радостно сообщила она. — Во-первых, я его встретила в городе, в книжном магазине, перед самым Рождеством. Он был со своей новой подружкой. Такой был приветливый, любезный, специально подошел поздороваться, интересовался моими родителями и все такое прочее. Мы с ним хорошо поговорили. И девица очень обходительная, так что я и с ней поболтала. И знаешь, кем она оказалась?

— Нет, — отвечала Рут, дотирая полотенцем последний стакан.

— Знаешь, чем она занимается? Кто она по профессии?

— Нет же, — повторила Рут, отставляя стакан. — Откуда мне знать? Выкладывай!

— Она держит салон красоты ! — расхохоталась Карианна. — Честное слово.

Рут вытаращила глаза.

— Врешь!

— А вот и не вру! — давясь от смеха, проговорила Карианна. — Она сама сказала! Только косметика у нее не совсем обычная, а как бы более естественная, ну, экологически безвредная, с натуральными средствами…

Рут покачала головой: она помнила, что устроил в свое время Бьёрн, когда Карианна завела себе синий лак для ногтей.

— Ох, нехорошо с моей стороны смеяться, — сказала Карианна и перестала. — А девочка очень милая, этого у нее не отнимешь. Довольно красивая… и уверенная в себе… явно образованная, она держала в руках целую охапку английских и французских романов. Бьёрну такая как раз подходит. Только мне было дико на нее смотреть, точно он показал мне, какой желал видеть меня. Меня! Ты понимаешь, как я могла столько времени терпеть его?

— Нет, — отозвалась Рут, которой это и в самом деле было непонятно, — но, честно говоря, я не знаю и как он столько времени терпел тебя.

— Он чего-то хотел от меня, — продолжала Карианна, перейдя на серьезный тон, — но никак не решался сказать вслух, а сама я не догадывалась. Теперь вторая история… — Она задумчиво посмотрела в окно, где в полутьме зимнего вечера бились о стекло мокрые лохмотья снега. — Эта новость, пожалуй, будет хуже, хотя не берусь сказать, почему мне так кажется… Может, она не имеет значения. Во всяком случае, я не разобралась.

— Н-да?.. — пробормотала Рут.

— У меня есть один знакомый, которого зовут Виллиам, — сказала Карианна. — Даниэл его знает, и Бьёрн тоже. Осенью мы с ним пару раз встречались, так, ничего особенного. Я уже к тому времени давно перебралась жить сюда.

— Н-да.

— Недели две назад мы с Даниэлом увидели Виллиама в «Малла» [10] Сокр. от «Амалиенборг». Джаз-клуб и ресторан в центре Осло. , — продолжала Карианна. — И он рассказал, что Бьёрн ужасно разозлился на эти наши свидания, ругал его, обзывал предателем, говорил, что считал его другом, и так далее. Вот я и не понимаю, что это значит. Почему он так себя вел?

— Он приревновал тебя к Виллиаму, — пожала плечами Рут.

— Да что ты, — возразила Карианна. — У мужиков такие же представления о чести, как и у нас. Если все кончено, они стараются держать ревность при себе. Разве не так?

— Про мужскую логику меня лучше не спрашивай! Я имею о ней очень слабое представление.

— А мне кажется, я права, — рассудила Карианна. — Когда роман еще продолжается, это другое дело. Но зато, если я права, совсем получается кошмар. Потому что тогда оказывается, что, с точки зрения Бьёрна, у нас еще не было все кончено. Понимаешь? Хотя я уехала от него, хотя я ему талдычила об этом задолго до переезда, он просто-напросто не поверил мне! Он не слышал ни единого слова из того, что я говорила!

— Тут нет ничего невероятного…

Карианна села за стол и, опустив взгляд на скатерть, вздохнула.

— Со временем остается все меньше из того, что было в начале, — чуть слышно произнесла она.

Рут потянулась за лежавшей на полке пачкой сигарет, закурила и тоже присела. Бьёрн с Карианной знали друг друга больше двух лет, но даже заключительная, прощальная весть от одного к другому не была должным образом воспринята и понята. Так-то вот.

— Когда я была маленькой, — завела речь Рут, — я очень любила отца. Ты не думай, я его и теперь люблю. Он у меня замечательный. Немножко не от мира сего. Чудак… Но…

Она поднялась, достала из шкафа пепельницу, опять села.

— Мне казалось, он понимает все, — продолжала она. — Помню, я стояла у окна и смотрела на звезды и размышляла о бесконечности. Это, конечно, сложная материя, но, по-моему, все дети рано или поздно задумываются над тем, как может Вселенная быть бесконечной. Она ведь должна где-то кончаться, правда? А если она кончается, если там нечто вроде стены, невозможно вообразить себе, чтобы за этой стеной ничего не было! Бесконечность, с одной стороны, непостижима, а с другой — неизбежна. Вот о таких вещах рассуждали мы с папой. Помню, он иногда брал меня с собой возить бревна из леса, и тогда я расспрашивала его обо всем на свете. Он не давал каких-то особенных ответов, но он чувствовал, что меня волнует, он не подымал меня на смех и не пытался перевести разговор на другую тему. Потом я задумалась о Жизни. Я не могла постичь ее смысла, и это было похоже на мои размышления о Вселенной. Зачем мы живем? Чтобы работать и получать деньги, которые позволят нам жить дальше и зарабатывать больше? Чтобы рожать детей, которые вырастут и нарожают собственное потомство? Заколдованный круг. Но должно быть что-то еще, какое-то ясное предназначение… Если я спрашивала маму, она отвечала: мы живем, чтобы по мере своих сил улучшать мир, чтобы помогать друг другу. Она не понимала, о чем я говорю, а если я задавала новые вопросы, это вызывало у нее беспокойство, она уговаривала меня записаться в школьный оркестр или разводить кроликов. — Рут засмеялась. — А в моих размышлениях не было ничего… ничего плохого, я просто была любознательной и нетерпеливой, я хотела выяснить . Когда я вырасту, непременно найду все ответы, обещала я папе.