Ананта Мурти - Самскара

Мне страшно. Страшно превратиться в демона, бесплотного духа.

Путта закурил и спросил, лукаво посмеиваясь:

— Не догадываетесь, куда мы идем? — Пранешачария пожал плечами. — Нравитесь вы мне, святой человек. Идете, куда ведут, ничего не спрашиваете. Похожи мы с вами. Я помню, один раз вот точно так же я с дружком до самой Шивамоги дотопал. Тесть про меня говорит: это же наш Путта. Отпусти его, говорит, потом не сыщешь, а сыщешь, он уж тебя не оставит.

— Ты сказал, что хочешь с кем-то встретиться.

— Сказал.

— Ну и хорошо.

— Сад видите? Во-он там. Там живет одна женщина, а этот сад она арендует. Смелая женщина, живет совсем одна, ничего не боится. Красивая, между прочим. И такая чистюля-руки с мылом надо мыть, если хочешь дотронуться. Она мне дальней родней доводится. А уж как к брахминам относится-сами увидите. На минутку зайдем, я только поздороваюсь. А то начнет после говорить: вот, Путта, мне сказали, ты был, а ко мне не заглянул, не узнал, как я, жива или, может, умерла. Важный очень стал, да, Путта? И пойдут обиды. А я не люблю обижать людей. Жизнь наша-она что? Сейчас мы тут, а через минуту нет нас. Зачем же обижать? Вот потому мне что ни скажи, я отвечаю «да». Одно только плохо — с женой плохо. Раз в месяц ей обязательно нужно к маме. Сначала я сказал «да». Потом сказал «нет». Даже бью ее. Побью, а сам жалею. Знаете песню такую-по деревням ее поют:

Вот и со мной так… Ладно. Мы пришли.

Их глазам открылся дом под черепичной крышей.

— Дома она или нет? Могла на ярмарку уйти, — пробормотал Путта. — Падмавати! — позвал он.

Пранешачария присел на глинобитное зозвышение, застеленное циновкой.

— Иду-у! — откликнулся приятный женский голос.

Красивый голос. Теплый, звучный.

Он немного испугался. Кто она такая, эта женщина? Зачем Путта привел меня сюда?

— Ах вот кто пришел! — сказал обрадованно голос — Пранешачария повернул голову.

Женщина стояла в дверях, касаясь косяка поднятой рукой. Перехватив его взгляд, она оправила сари на груди.

— Видишь, кто твой гость? Святой человек, Ачария, — важничал Путта.

— Вы издалека, должно быть. — Женщина скромно опустила глаза. — Подать святой воды из Ганга? Вы устали, я принесу вам молока и фруктов.

Пранешачария покрылся потом с головы до ног. Женщина, без сомнения, из касты малера. Живет одна. Зачем Путта привел меня сюда? И молчит, как в рот воды набрал. Трещал, не умолкая, всю дорогу, а тут замолк. Пранешачарии вдруг показалось, будто он чувствует затылком чей-то взгляд. Два глаза уставились в спину. Я ничем не защищен от пристальных, заглядывающих в меня глаз. Он сдержал сильное желание оглянуться. Кто знает, что скажут ему эти глаза? Кто знает, что произойдет, когда две пары глаз взглянут одна в другую? Удлиненные темные глаза. Коса, черной змеей скользящая через грудь. Девушка, гнущаяся на бамбуковом шесте. Шпоры. Крылья. Клювы. Перья. Приношение налитой груди в лесной темноте. Белли. Груди цвета земли. Немигающий взгляд, который все увидит, перед которым он обнажен. Взгляд в затылок. Сзади. Птица застывает под взглядом черной змеи. От ужаса.

Пранешачария оглянулся. Так. Темные глаза украдкой смотрели на него. Руки держали тарелку. Она стояла на пороге. Шаг назад, и полумрак дома скрыл ее. Прозвенели браслеты-она снова появилась на свету. Все успокоилось. Ожидание ворохнулось в его теле, прокладывая себе путь. Она наклонилась, ставя перед ним тарелку. Сари сползло с груди. Грудь, туго обтянутая блузкой. Просящий взгляд из-под тяжелых век. Живой огонь в его груди, но уже без ощущения обнаженности под взглядом. Теперь он сам весь превратился в эти глаза, «То есть ты». Все есть ты.

— Откуда господин пожаловал? — спросила женщина.

И перевела взгляд на Ачарию. На его пылающую сущность.

— Он сам из Кундапуры, — не дал ему ответить Путта. — С Шинаппой знаком, — приврал он- Делами храма занимается.

Еще вранье.

— На храм приехал собирать.

Еще.

Путта делал из него совсем другого человека. Встреча с незнакомыми всегда приводит к появлению нового облика, иной личности.

…Я столькими людьми перебывал за один день, что сам перестал понимать, кто я. Что же, пусть все идет своим чередом…

Пранешачария сидел и ждал.

…Заклеванный петух Клюющий петух. Шпоры. Сталь на ногах. Вопль Бхагирати. Будто сама жизнь вопила. Потом она упала на спину, совершенно неподвижная. Мертвая. Погребальный костер, в нем горит Бхагирати, алтарь моего избранничества. Не стало Бхагирати, и я оказался между мирами. Заблудшая душа. Принимаю облик, который мне придают чужие взгляды. Теперь душа льнет к одному из миров, и я перестаю быть бесплотным духом. Кажется…

Стараясь не смотреть ему в лицо, Падмавати отошла и села на приступку у дверей.

Пранешачарию снова томило чувство обнаженности — теперь она уселась так, что может вволю разглядывать его. Набравшись храбрости, он поднял голову. Сердце болезненно стучало.

Падмавати вскочила на ноги, вынесла поднос с бетелем. Путта приготовил себе бетель, заложил за щеку и заговорил с полным ртом:

— Я встретил Ачарию на дороге. Разговорились, он мне и говорит: я в Кундапуру. А я сразу сказал: куда спешить? Здесь заночуем, а утром отправимся прямо в Тиртхахалли и поймаем автобус. Так лучше, верно ведь?

— Конечно, — с некоторым смущением поддержала Падмавати. — Переночуете у меня, а завтра пойдете дальше.

Пранешачария от слов женщины весь сразу обмяк. В ушах загудело, ладони покрылись липким потом.

…Только не сегодня. Завтра. Сегодня я еще не готов. Откуда я мог знать, что придется принимать решение сегодня? И вообще мне нельзя, мне ничего нельзя. Только что жену схоронил, еще не прошел очищение. Мертвым телом Наранаппы еще не занялся. Я им все сейчас расскажу. Нужно рассказать всю правду. Нужно встать и уйти. Исчезнуть.

И не двинулся с места. Сидел. Неподвижный предмет под изучающим взглядом Падмавати.

— Значит, договорились, — заключил Путта. — А пока пускай сходит в храм и поест как следует. Он целый день не ел — Он повернулся к Падмавати. — Сегодня представление будет. Пойдешь смотреть?

— Да нет. Схожу вечером в храм и сразу же вернусь. Буду вас дома ждать.

Пранешачария молча сидел между Путтой и Падмавати и ничем, совсем ничем не выказывал своего отношения к происходящему.

— Тогда пошли, — сказал Путта.

Ачария поднялся на ноги и посмотрел на Падмавати.

Длинные волосы; видно, она недавно их вымыла, даже маслом еще не успела смазать. Крутые бедра, полная грудь. Высокая. Глаза искрятся Ожидает. Спокойная, свежая после купания. Дышит ровно и глубоко — грудь поднимается и опускается. Соски сразу отвердеют, если дотронуться до них в темноте. Запах раздавленной травы. Летучие колесницы светлячков. Огни. Огонь. Языки огня лижут хворост, дотрагиваются до мертвых рук, до мертвых ног. Костер шипит, брызгает искрами. Огонь все выше. Тело Наранаппы в ожидании огня. Несожженное тело. Как он сидел в тот день на веранде, кальяном булькал. Тело на бамбуковых носилках, прогнувшихся вниз под его тяжестью. Мудрый Яджнавалкья спрашивал: «Любовь, к кому любовь? Любовь к жене есть любовь к себе. И любовь к богу есть любовь к себе». Докопаться до корня. Все равно найти. Все равно выстоять.