Евгений Попов - Веселие Руси [рассказы]

А ведь были Юрий Федотович с Петром Романовичем друзья не разлей водой. Вместе выпивали, вместе посещали вечерние занятия университета марксизма-ленинизма, вместе, семьями, ловили раков. Однажды Петр Романович Зворыкин сказал на открытом партийном собрании: «Что-то плоховато у нас, товарищи, со стенной печатью. Стенгазеты выпускаются нерегулярно, не ко всем праздникам, печать — главное оружие партии…» «Нет, — сказал Юрий Федотович Шириков, — печать — важнейшее орудие партии, и я как редактор стенгазеты „За кадры“ ответственно заявляю, что со стенной печатью у нас дело обстоит хорошо. Стенгазеты выпускаются регулярно, ко всем праздникам. Но, к сожалению, товарищи, у нас в коллективе есть ряд товарищей, от которых ни за что не добьешься заметок в стенгазету. Хотя, товарищи, они по занимаемому положению, обязаны вести за собой коллектив и первыми показывать образец, быть запевалами…» При этом Юрий Федотович смотрел на Зворыкина, отчего тот сильно покраснел и стал перекладывать с места на место машинописные листы заранее приготовленного проекта решения. Так началась война.

…Однако разговоры в секции велись на сей раз совсем о другом: много толковали о вводе советских войск в Афганистан, оценивая масштабы и перспективы этой братской помощи отсталому мусульмайскому народу, гневно осуждали знаменитых экс-фигуристов Белоусову и Протопопова, провалившихся под лед и выплывших на Западе в качестве эмигрантов [1] Сомнительная часть этой шутки принадлежит моему другу Семену Е. клялись, что сосиски до эпохи полиэтилена были гораздо вкуснее, а камбала в середине пятидесятых годов продавалась величиной с таз.

Во время обеденного перерыва покойник, как всегда, занял очередь для себя и для Ольги Александровны. За ними в лаборатории зорко следили, но никак не могли обнаружить в их поведении чего-либо предосудительного. Одинокого холостяка, разведенца без алиментов и Ольгу Александровну, имеющую на руках двух детей подростков и ветренного мужа со слабыми легкими, сотрудники шутя называли «женихом и невестой», и они не обижались на скромные шутки товарищей. Долгими зимними рабочими днями, когда на окнах лаборатории намерзает толщиной в палец, а по деревням воют волки, они шутя целуются и шутя строят радужные планы дальнейшей совместной жизни. Ольга Александровна выгонит беспутного гуляку-мужа, от которого в доме один раззор, покойник продвинется по службе и женится, усыновив детей, а Ольга Александровна родит им «братика». Какой-нибудь зарвавшийся весельчак шутя намекал, что муж и сам скоро подохнет, но коллеги циника строго останавливали и говорили, что всякая шутка имеет свои границы. Вне работы «жених и невеста» никогда не встречались и никуда вместе не ходили. Прошлым летом во время коллективного прогулочного рейса на теплоходе, он увлек ее в прибрежные кусты и там, с ее согласия, овладел ею. Но об этом никто не знал.

Он стоял на перекрестке проспектов.

Натурщицы скульптора Еремы Клочкова малонадежны в смысле венерических заболеваний. Да и сам Ерема стал последнее время отъявленным радикалом, и покойник справедливо опасался, что рано или поздно это худо кончится.

На улице же имени Ярослава Гашека жила его бывшая жена, которая ушла «из-за любви». А с новым мужем тоже разошлась, нося очки и старея. Покойник иногда заходил к ней. Бывшие супруги, попив чаю или угостившись вином, ложились вместе, а за стеной ворочалась на постели ее больная мама. Покойник с мамой прекрасно ладил (раньше), а новый, теперь тоже бывший, муж старушку ненавидел, и она его взаимно, отчего собственно и вышел последний развод, не имеющий никакого отношения к нашему протоколу. Покойник сначала опасается спать с бывшей женой, полагая, что — завлекает, вновь ввергнет в страдания, тоску и гнев, но потом успокаивается, заметив, что она совсем не афиширует их встречи, таясь, представьте себе, даже от матери. Сейчас его подозрения возобновляются — слишком спокойна и равнодушна она, а в спокойствии да равнодушии непременно таятся последующие взрыв, боль и мерзость…

Он подошел к ярко освещенному газетному стенду и вспомнил, как третьего дня пили на кухне чай. В комнате бормотал телевизор. Покойник молчал, со скрипом водя пальцем по пластику кухонного стола. Жена тоже молчала — прихлебывала чай, блестела стеклами очков и, похоже, слегка ухмылялась… Бр-р-р!..

Прочитал в газете, в передовой ее статье следующие строчки:

«Близится окончание учебного года. В последней решающей четверти особенно важно прочно закрепить пройденный материал, поддержать уверенность обучающихся в своих силах, их стремление успешно закончить очередной класс и продолжить образование. Заботиться об этом, неустанно совершенствовать педагогическое мастерство призваны все учителя вечерних школ. Именно от них в конечном итоге зависят авторитет и действенность вечернего образования.»

— Мужик, закурить есть? — услышал он за спиной хриплый юношеский голос.

Два подростка, качаясь, пусто глядели серенькими глазками. В клешеных штанах и нейлоновых куртках. Сальные патлы курчавились. И еще он заметил на кулаке синюю татуировку, выполненную в образе взлетающей ракеты.

— Не курю, — солгал он и огляделся по сторонам. Свет неоновых ламп придавал всей сцене мертвящий могильный оттенок.

— Так на, закури, — сказал подросток и сильно ударил его татуированным кулаком в зубы. Другой шарахнул по стеклу газетной витрины и, хохоча, стал показывать товарищу свои окровавленные пальцы.

Прохожие возмущенно кричат. Покойник, харкнув кровью, юркнув за витрину, бешено — прочь от опасного места.

Перекресток проспектов остался далеко позади, миновал Фрунзенское отделение Госбанка, дежурный телеграф, междугородний телефон, магазин «Океан» с ярко освещенной витриной: добродушный пластиковый кит метровых размеров. И глядели вслед встрченые, вертя пальцем у виска, а он все бежал и бежал, тяжело дыша и оскальзываясь. Пот щипал глаза. На ходу утирался шершавым рукавом нового финского пальто. Замирая, бьется и стучит сердце под тканью. Пальто, пиджак, рубашка, кожа. Трудно сердцу гнать кровь, работая в напряженных условиях. Кислая слюна засыхает во рту. И какая ночь запутала… давит… Ночь… Лишь высоко над головой таятся среди драных туч холодные чистые звезды!..

«Надо будет по утрам бéгом заняться для здоровья, а то вот совсем опустился — одышка, толстеть начинаю…» — подумал он и упал в грязную хрустящую воду.

— Мерзавец дворник, — только и сказал он.

После этого он прожил еще около 35-ти лет и умер в возрасте 6841 лет, случайно отравившись копчеными рыбными палочками.

За это время советские люди съездили на Луну, Марс, Венеру, Сатурн и Плутон, но нигде ничего не обнаружили, кроме пыли, камней и ледяных шапок.