Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Калман вздыхал во сне. По утрам ему было стыдно перед Всевышним, что он надевает талес и филактерии. Когда Калман молился, у него по бороде текли слезы. По ночам Клара заговаривала ему зубы, но днем Калман прозревал. «Что сможет сделать сын, чтобы избежать греха?» [177] Талмуд, «Брохойс», 32а. Кто он такой? Праведный Иосиф? И чем она, Клара, лучше Зулейхи? [178] Жена Потифара, египтянина, который купил Иосифа как раба. Безуспешно пыталась соблазнить Иосифа, после чего его оклеветала (Быт. 39, 1-20). В Торе ее имя не приводится, Зулейхой ее называют средневековые легенды. Где она могла научиться праведности? В гимназии, или у дружков-офицеров, или из трефных книг? Или в театрах, по которым она бегает, когда приезжает в Варшаву? В них только и показывают, как жены обманывают мужей. Клара сама пересказывала ему комедии: муж всегда остается в дураках, а любовник посмеивается. Калман помнил, что сказано в Притчах: «Поела, и обтерла рот свой, и говорит: „Я ничего худого не сделала“» [179] Притчи, 30, 20. . Да, она грешит, грешит. Калман перевел на нее имущество. Теперь она может водить его за нос. Ему смотрят вслед, показывают на него пальцем, смеются над ним. Ну и дурак же он! Как таких называют? Рогоносец… А что он может поделать? Выгнать ее? Закон на ее стороне. Все суды, кодексы, судьи и адвокаты существуют, чтобы защищать преступника. Как это там? «И судов Его они не знают…» [180] Псалмы 147, 9. У него всё отберут и отдадут этой шлюхе, которая в жизни палец о палец не ударила. У гоев это называется справедливость…

Калман схватился за голову. «Господи, в какое же болото я попал! Как же так? Я, сын достойных родителей!» Имеет ли он право налагать филактерии, обматывать руку кожаным ремешком? Он нечист, он живет с блудницей. Его замок — бордель. Калман отложил филактерии. Такому, как он, нельзя молиться, нельзя произносить оскверненными устами святые слова!

Калман не мог уснуть. Лег и так и лежал неподвижно, как бревно. На другой кровати храпела Клара. Она говорила во сне, повторяла: «Александр, Александр!..» В спальне было темно, и еще темнее были мысли Калмана. Они пугали его. Он, человек без малого шестидесяти лет, лежал в кровати и боролся с дьяволом-искусителем. Голос, идущий из преисподней, подчинил его сердце, Калмана охватила нееврейская ярость: пойти в сарай, взять топор и отрубить Кларе голову. А потом и ее любовнику… Калман прекрасно знал, что никогда этого не сделает. Он не убийца, слава Богу. Но если злое начало, да еще в месяце элул, порождает у еврея такие мысли, сразу видно, как низко он пал, как запятнана его несчастная душа. Он, Калман, потерял все: и этот мир, и будущий. Он не совершит такого преступления, но мыслей от Всевышнего не утаишь, Ему все известно. Он знает, что Калман, сын Александра-Янкева, живет с потаскухой и в душе убийца. Что может быть хуже? Как это случилось? Его дочь выкрестилась, он сам не соблюдает законов Торы… Может, виноваты деньги? Калман всегда был вспыльчив. Бывало, держит себя в руках, а внутри все кипит. Однажды Зелду ударил. Она его пилила-пилила, вот он и отвесил ей затрещину. Калман почти забыл об этом, но Бог помнит…

Калман отлежал бок, но не стал переворачиваться. Пусть ему будет плохо! Так ему и надо, он злодей, убийца! Но что же делать, что делать?

Калман ясно слышал, как злое и доброе начала ведут в нем борьбу. Это был не просто спор, но война не на жизнь, а на смерть. Злое начало твердило, что он, Калман, уже пропал, ему теперь все равно не раскаяться. «Встань и отомсти! — кричал сатана ему в ухо. — Будь мужчиной, тряпка! Покажи им, что ты не бык с рогами. Убей их! Переломай им все кости! Тебе за это ничего не будет, выкрутишься! Все мужики будут свидетельствовать в твою пользу. Эти развратники считают себя хозяевами жизни. Покажи им, кто истинный хозяин! Даже Талмуд говорит: „Кто сильнее, тот и правит“ [181] Талмуд, «Баво Басро», 34б. . И разве они не заслуживают наказания? Разве Финеес, внук Аарона, не пронзил копьем Зимри, сына Салу, и Хазву, дочь Цура? За прелюбодеяние полагается смерть!.. Но ты не обязан убивать. Избей ее, искалечь! Вырви ей волосы, выбей зубы! Изуродуй ее, чтобы больше ни один мужчина не захотел на нее смотреть. За это, Калман, тебе не будет сурового наказания. Ты же выполнишь заповедь! Не медли, куй железо, пока горячо! Пусть она узнает, как подобает обращаться с мужем. Она тебе ноги целовать будет, а ты будешь на нее плевать. Давай, Калман, быстрее!»

Калман сжал кулаки. Он чувствовал в себе нечеловеческую силу, представлял, как поднимается и бьет. Даже десяток крепких мужчин не смог бы его остановить, он бы из них котлет понаделал. Ему и топор не нужен! Он голым кулаком кому угодно проломит череп, он силач, богатырь! Он не допустит, как Самсон, чтобы Далила остригла ему волосы и лишила его силы. Они хотят отобрать его здоровье, имущество, жизнь. Если у Калмана сердце не выдержит и он умрет, вот они порадуются! Тогда они все смогут прибрать к рукам. Он будет гнить в могиле, а они — гулять и веселиться.

Калман становился все злее, а доброе начало уходило все дальше, его голос уже почти не слышен. Оно повторяло откуда-то издалека:

— Калман, что с тобой? Не становись убийцей! Сколько тебе жить осталось? У тебя уже борода седая. Беги, Калман, беги! Спасайся! Она грешит, а не ты. Ты пока что достойный человек. У тебя еще есть выбор, но скоро может стать слишком поздно!.. Все лежит на чаше весов. Калман, вспомни отца и мать, вспомни своих праведных предков!..

Калман больше не мог лежать. Он сел в кровати. Клара проснулась.

— Что такое?

Он не ответил.

— Калман, ты что?

— Молчи! Сука…

Доброе начало победило. Его тихие увещевания оказались сильнее, чем вопли сатаны. В темноте Калман нашарил кружку с водой, полил на пальцы, чтобы смыть скверну [182] Считается, что сон оскверняет тело, поэтому, проснувшись, нужно тут же омыть руки. . Сунул ноги в туфли, накинул халат. Он осторожно водил руками по воздуху, как слепой, но все равно зацепил жирандоль. В этом замке он никогда не знал, что где стоит. Было холодно, как после Кущей. Калман спустился по каменным ступеням, вышел во двор. Ночь стояла темная, густая. Небо усыпано звездами. Квакали лягушки. Неподвижно стояли деревья. Теплый ветерок, словно чье-то дыхание, долетал с убранных полей. Калман смотрел вдаль. От жизни до смерти, от праведности до злодейства, от правды до лжи — один шаг. Как же надо опасаться этого единственного шага!.. Калман стоял, глубоко вдыхая ночной воздух. Высыхал пот на теле, остывал жар в крови. «Уж очень я вспыльчив, — думал Калман. — Может, потому, что я из рода священников?.. Надо мне быть добрее…» Он сел на ступеньку. Небо казалось таким близким, что можно достать рукой. Нет, он не убийца. Есть Бог на свете, и это Его мир, Его люди, Его Тора и Его ад. Калману давно пора позаботиться о душе…