Ирвин Уэлш - На игле

Но больше всего Кайфолома выводит из себя состояние, в котором находятся Кочерыжка и Рентой. Невооруженным глазом видно, что они недавно вмазались. Ничего хуёвее эти ублюдки не могли придумать. Рентон, который слез с иглы уже лет сто назад, с тех пор как бросил работу в Лондоне и прикатил обратно, не смог устоять перед неразбодяженным колумбийским коричневым, которым их снабдил Сикер. «Это ведь настоящая вещь, — объяснял он, — такое только раз в жизни и попробуешь, а не дешёвое пакистанское говно, к которому мы тут в Эдинбурге приучены». Кочерыжка, как не обычно, не смог не составить компанию.

В этом вся суть Кочерыжки. Его врожденный талант без особых усилий придавать самому безобидному времяпрепровождению преступную окраску всегда потрясал Кайфолома. Даже в материнской утробе Кочерыжка был уже не столько эмбрионом, сколько комхом вопиющих психологических и наркологических проблем. Они легко могут угодить в лапы мусоров только из-за того, что Кочерыжка, скажем, украдет солонку из закусочной. Забудь о Бегби, злобно думает он, если какая-нибудь пизда все испортит, так это Кочерыжка.

Кайфолом сурово смотрит на Грозу Ринга; такое прозвище Рэбу дали из-за того, что в пьяном виде он считает себя великим драчуном, что обычно влечёт за собой катастрофические последствия — в основном для самого Рэба. На самом деле спорт, к которому у Грозы Ринга действительно имелся талант, это не бокс, а футбол. Уже в школе его называли многообещающей звездой шотландского футбола, а в шестнадцать пригласили в «Манчестер Юнайтед», и он отправился пытать счастья на юг. Но уже тогда у него в зародыше наблюдались проблемы с выпивкой. Одной из неразгаданных футбольных тайн до сих пор остается то, как Гроза Ринга умудрился продержаться целых два года в клубе перед тем, как его выпнули обратно в Шотландию. Все сошлись на том, что Гроза Ринга погубил свой талант. Но Кайфолом понимал, что правда гораздо печальнее: Гроза Ринга, взятый в целом, был настолько бездарен, что способность к футболу являлась просто временным отклонением от нормы, каковой для него был алкоголизм.

Они сели в автобус, причём Рентой и Кочерыжка взбирались в салон в типичной для торчков отмороженной манере. Они были не в себе не только от ширева, но и от всех произошедших с ними событий. Все, что от них требовалось, — доставить партию по назначению, превратить героин в твердую валюту (Андреас в Лондоне уже все подготовил) и отправиться гулять в Париж. И тем не менее Кайфолом почему-то смотрит на них как на грязную посуду в раковине после попойки. Видно, Кайфолом просто не в духе, а если он не в духе, то и все кругом должны быть не в духе — поэтому его и прозвали Кайфоломом.

Уже в дверях автобуса Кайфолом слышит, как кто-то окликнул его по имени:

— Лоример!

— Только не снова эта блядь, — шипит он злобно, но тут замечает какую-то совсем молоденькую девушку и кричит: — Эй, Бегби, займи мне место, я через минуту буду.

Садясь в кресло и глядя на то, как Кайфолом держит за ручку юное создание в голубом плаще с капюшоном, Бегби ощущает прилив ненависти, смешанной с изрядной дозой ревности.

— Этот мудак ни одной подстилки пропустить не может, нам из-за него всем пиздец придет! — рычит он Рентону, который смотрит на него непонимающим взглядом.

Бегби пытается угадать формы девушки под плащом. Он бы сначала просто бы на неё смотрел. Он фантазирует, что бы он стал с ней делать. Он замечает, что у неё такое хорошенькое личико именно потому, что она не накрашена. Очень трудно перевести взгляд на Кайфолома, но Бегби всё же замечает, что тот приоткрыл рот и выпучил глаза, изображая деланную искренность. Бегби волнуется все больше и больше, пока он не решает наконец выйти и силком затащить Кайфолома в автобус. Но, как только он начинает подниматься с сиденья, он замечает, бросив злобный взгляд в окно, что Кайфолом уже идёт обратно к автобусу.

Они расположились в хвосте автобуса рядом с химическим туалетом, из которого уже несет разлитой мочой. Место в самом конце облюбовал себе Гроза Ринга, который уселся там в обнимку с пакетами. Перед ним сидят Кочерыжка и Рентой и, наконец, на следующем от хвоста ряду — Бегби и Кайфолом.

— Это ты не дочкой ли Тэма Макгрегора стоял, а? — спрашивает Рентой, просунув своё идиотски улыбающееся лицо в щель между спинками кресел.

— Ага.

— Он всё ещё на тебя зуб точит? — спрашивает Бегби.

— Старый мудак лезет на рожон из-за того, что я держал за руку его блудливую дочку, а сам в своём говённом клубе гарцует жеребцом перед каждой мокрощёлкой, которая туда заходит выпить. Ханжа хуев!

— Говорят, он поймал тебя в «Скрипачах» и выволок оттуда на улицу. Ещё говорят, что ты при этом со страху обосрался, — задирает Кайфолома Бегби.

— Ни хуя подобного! Кто тебе это сказал? Этот мудак просто сказал мне: «Если ты её хоть пальцем тронешь…» А я ему: «Хоть пальцем, ты сказал? А что, если я наябедничаю ей обо всех твоих блядствах за последние пару месяцев, мудила?»

Рентон ухмыляется, а Гроза Ринга, который вообще не слышал ни слова из разговора, принимается громко ржать. Он ещё не набрался до той степени, когда ему хочется общения, и пока что ограничивает себя самым необходимым минимумом. Кочерыжка ничего не говорит, но на его лице ясно написано, что у него начинается отходняк и его хрупкие кости уже трещат в тисках героинового похмелья.

Бегби по-прежнему не верит, что Кайфолому хватило наглости ответить Макгрегору подобным образом.

— Брехня. Ты бы побоялся шутки шутить с этим засранцем.

— Да пошёл ты! С нами был Джимми Басби. А этот мудак Макгрегор до усёру ссыт Бас-Бомбу. Он вообще до усёру боится всех, кто собирается «У Двух Кэши». Последнее, чего бы ему хотелось, это чтобы их кодла завалилась к нему в клуб и начала бы там все крушить.

— Джимми Басби… да хуёвый из него боец. Трусливый жалкий засранец. Я один раз ему заехал в «Декане», помнишь, Рента? Эй, Рента! Помнишь, как я размазал по стенке этого хуя Басби?

Бегби оборачивается, чтобы заручиться поддержкой Рентона, но тот уже начинает чувствовать симптомы, сходные с симптомами Кочерыжки. Его колотит дрожь, а к горлу подступает отвратительная тошнота. Ему удаётся только весьма неубедительно кивнуть, в то время как Бегби ждёт от него рассказа с подробностями.

— Это давно было. Теперь бы ты не рискнул, — настаивает Кайфолом.

— Кто бы, блядь, не рискнул? А? Я бы, блядь, не рискнул? Ах ты, пидор ёбаный! — становится воинственным Бегби.

— Впрочем, все это полная хуйня, — поспешно уступает Кайфолом, прибегнув к одному из своих классических приемов: если ты не можешь выиграть в споре по существу, объяви чепуховым сам его предмет.

— С тех пор этот мудак при мне и слова пикнуть не смеет, — сдавленно рычит Бегби.