Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

— Как и ты, Майк.

За рулем автомобиля, мчащегося по хайвею, сидел Винс. Его шикарная черная спутница на заднем сиденье курила и задумчиво смотрела куда-то вниз, на экран маленького автомобильного телевизора.

— Ты не боишься, Винс? — спросила она.

— Чего? — удивился продюсер.

— Весь этот шум, который поднялся вокруг твоего загадочного парня, он попросту преувеличен. Посмотри, что творится! Кажется, что все просто сошли с ума!

— Что и требовалось доказать. Они уже были сумасшедшими, я только придал форму общему психозу. Подожди еще пару месяцев, и ты увидишь, что этот парень сделает смехотворной всю историю с «Beatles»!

— Ты рассуждаешь, как человек, который сорвал кучу денег, и теперь хоть весь мир к чертям провалится…

— Как ты не права! Я делаю это исключительно из любви…

— Любви к кому?

— К этому парню. Первый раз вижу музыканта, который не глупее продюсера! Он до сих пор не появился! Мало кому хватало терпения знать, что ты так знаменит и богат, но продолжать отсиживаться на своей студии. Этот парень прекрасно понимает, что стоит ему материализоваться — и всему конец. Я записываю всех самозванцев, которые претендуют быть им — их уже пятьдесят четыре!

— Все равно это дурно пахнет. Какая-то Панама…

— Ты просто не в настроении сегодня, — сказал Винс, и его спутница, погасив сигарету, обиженно замолчала.

Шувакиш, толкучий рынок под Свердловском.

В загородке из проволоки вплотную друг к другу топталось невероятное количество людей, занятых куплей и продажей. Толпа была плотная, серая, угрожающая, если смотреть с железнодорожного мостика, по которому шли и шли в сторону тучи люди.

Посреди этого моря двое юнцов приставали к третьему:

— Дай прицениться. Ну дай посмотреть.

Третий был чуть постарше и важный. Он подозрительно осмотрел юнцов и сказал:

— У вас все дешево, все равно не отдам.

— Ну дай, — канючили юнцы.

И он сжалился. Небрежно открыл сумку, вытащил пластинку. На ярком конверте было написано: «Nobody from Nowhere».

Юнцы смотрели, затаив дыхание.

Конверт был красивый, яркий. И надпись была броская, запоминающаяся…

Те же самые пластинки стояли рядами на полках большого магазина. Длинными, стройными рядами, совершенно одинаковые пластинки.

Промышленный пресс штамповал и штамповал черные диски…

Девушка с романтическим лицом доставала диск из красочного конверта, ставила на проигрыватель и застывала, мечтательно глядя на обложку…

Танцевали люди в дискотеках с разными названиями и просто в комнатах…

И дрались на улицах мальчишки…

И просто шли по улицам…

И зазвучала музыка…

Звучала музыка над Нью-Йорком и Токио, над Амазонкой и над Волгой. Музыка.

Звучали последние аккорды.

В бункере, склонившись над магнитофоном, ждал окончания Герой. И когда она наконец закончилась, облегченно выдохнул воздух, взял со стола кусочек угля и облегченно перечеркнул на стене нижнюю строчку, им же и написанную: «Музыка на песке».

Больше надписей на стене не было. В наступившей тишине он смотрел на стену, напряженно размышляя о чем-то, когда неожиданный звук заставил его вздрогнуть всем телом.

Это были аплодисменты. Кто-то хлопал в ладоши. Один в тишине.

Герой рывком повернулся.

В проеме двери, ведущей в комнату, стоял человек и неторопливо ударял ладонью об ладонь…

Человек был невысок, с выразительным, неприятным, странноватым лицом переросшего свой возраст юноши, с удивительными выразительными глазами.

Эти глаза уже встречались в нашей истории. Да-да, именно эти глаза сперва следили за героем, отправившимся в воды морские, потом появились в Балору, когда Белью удирал от освобожденных свиней, и еще в лесу их обладатель исчез из-под носа повстанцев… Впрочем, все тогда происходило так быстро, что можно было эти глаза и не запомнить.

Тем не менее обладатель странных глаз стоял перед героем и хлопал в ладоши, чем привел того в немалое изумление. Он столько времени провел на острове, что, кажется, давно уже чувствовал себя здесь хозяином. И потому спросил быстро и уверенно:

— Ты кто?

И услышал спокойный, ехидный голос:

— Я-то кто, понятно. Ты-то кто, дружок?

Герой молча уставился на пришельца, тогда тот продолжил:

— Я здесь хозяин, понимаешь? И вообще, — он протянул руку, — отдай ключ.

Герой не понял.

— Какой ключ?

— Ключ на пляже ты нашел? От двери. Дай.

Герой медленно, со скрипом соображал, потом залез в карман и протянул новообретенному хозяину металлическую пластинку.

— Молодец, — сказал пришелец. — И куда ты задевал знамя моего острова? Вот здесь висело.

Герой медленно залез куда-то за ящики и выудил запылившееся древко с накрученным на него полотенцем.

Белое знамя развернулось, появилась красная буква «А».

— Видишь? Это значит «Агап». Усвоил? АГАП. Агап — это я.

Посреди комнаты повисло белое полотнище с красной буквой.

— Все, — удовлетворился Агап и повернулся к Герою. — Что, не нравлюсь я тебе?

— Не очень.

— Ну правильно, — истерично забрюзжал Агап, — развел мне тут беспорядок, и я же ему не нравлюсь.

— Не нравишься, — подтвердил Герой.

— Ну и топай отсюда!

— Ну и пойду.

— Проваливай, — сказал Агап, завершая разговор, и отвернулся, осматриваясь.

Герой развернулся и резко вышел.

Он стремительно выскочил на улицу и остановился.

Рядом с дверью стояли две объемистые дорожные сумки, а на одной из них сидел мальчишка. Скорее даже юноша. Коротко стриженные черные волосы, рубашка, заправленная в джинсики, кроссовки. И смышленая, смазливая, лукавая физиономия. Парнишка был женственный, в нем сквозила даже некоторая порочность.