Борис Мишарин - Зовущие корни (СИ)

— Мужики, — обратился он к сельчанам, — я потратил на запчасти шесть тысяч рублей. С учетом амортизации станем считать пять тысяч. Если разделить на все дворы, то выходит по двести рублей всего. Я предлагаю старый трактор не выбрасывать на свалку, а сделать его общим. Выбрать тракториста, который станет за ним следить и ездить. Согласны по двести рублей скинуться?

Люди согласились, сходили домой за деньгами, даже Назар деньги отдал. Потом долго и спорно выбирали тракториста. Наконец все сошлись на Антоне Степанове.

— Забирай, Антон, трактор к себе во двор, освобождай место, — с радостью бросил Яковлев, — у Кольки еще одна тележка есть на ходу, ее прицепишь.

Уже на следующий день он мастерил свою тележку к трактору, заменил все доски на старой, и она выглядела теперь, как новая. Оставалась малость — поменять лысую резину. Борис обещал в следующую поездку в район купить.

Михайлов подошел к Светлане, обнял ее за плечи, шепнул тихо на ушко:

— Ты посмотри, как отец радуется, словно ребенок. Кажется ничего в жизни не надо, кроме новенького трактора.

Она согласно кивнула головой. Подошел отец.

— Может еще дровишек привезти? — спросил он.

Светлана не удержалась от смеха.

— Чего ты смеешься, дочка? Да, хочется съездить, что в этом плохого? Кабина какая классная… с печкой… тепло.

— Назару дровишек привези, — с юмором подсказал Борис.

— Назару? Не-ет, этому не повезу. Есть люди, у которых ничего святого нет. Я помню, в колхозе еще, сам понимаешь, в уборочную выходных нет, а Назару надо было дома картошку копать. Всем надо было, не только ему. Он в поле не вышел, сказал, что заболел, спину прихватило. Все в поле ушли, он остался, хотел картошку копать, но понял — нельзя, он же болеет. Так он ее ночью копал, при луне, людям потом пояснил, что к ночи спина прошла. Представляешь, Борис, до чего человек опустился, до чего эгоизм и жадность доводят? У нас на деревне двое ненормальных — Зинка самогонщица и сплетница, да Назар жадюга. Все остальные — нормальные мужики и бабы.

Наступил сентябрь, первый месяц осени. Но здесь она реально чувствовалась уже в конце августа. Пожелтели листочки берез, но крона еще держалась, сохраняя листву. Порывы ветра срывали, кружили отдельные листья, но настоящего листопада еще не было. Ударит морозец, по реке потянутся забереги и почти враз оголятся ветки.

Михайлов с тестем собирались в орешник основательно и не торопясь, укладывали в рюкзаки одежду и, в основном, продукты. Топоры, ружья, все, как положено, нельзя в тайге без ружья. Медведь еще не залег в берлогу, и встреча с ним грозила вполне реальной возможностью. Брали с собой собак обязательно, верные псы всегда предупредят о предстоящей опасности.

Светлана с матерью уже побывали там двумя неделями раньше, набрали два ведра черники и два брусники, притащились домой с полными ведрами, варили варенье. Заодно осмотрели зимовье и шишкомолку, своеобразное корыто, в котором крутился бревенчатый цилиндр с зубьями. В корыто засыпали шишки, крутили ручку и на постеленный брезент снизу падало перемолотое содержимое. Просеивали через крупное сито и откидывали лопатой на брезент. Орех тяжелее, летел дальше, оставляя мусор посередине.

Борис с тестем присели на крыльце на дорожку, покурили и двинулись. Светлана с матерью провожали их до реки. Погрузили нехитрый скарб в лодку, собаки, радостно поскуливая, уже уселись вперед всех.

Михайлов оттолкнул лодку и, направляя ее шестом, поплыл на другой берег. Она шла плавными толчками, стремясь к другому берегу. На той стороне бросили рюкзаки в тележку, наподобие садовой, только покрепче, и пошли налегке. У подножия леса повернулись, помахали рукой своим женщинам, все еще стоявшим на берегу, и скрылись за деревьями.

Кедрач располагался на другой стороне реки от деревни и поэтому не привлекал городских или поселковых, они штурмовали другие места. Но местные на лодках плавали и орех били.

Борис тянул за собой тележку, приходилось идти в гору, но по тропинке она катилась легко, по лесу так не покатишь — увязнет во мхе. Через час, немного уставшие, уже устраивались в зимовье. Собаки бегали, обнюхивали территорию и метили своим запахом, как и положено зверю, даже домашнему.

Тесть осмотрел колот — метровую чурку с прибитым шестом длиною два с половиной метра. В порядке. Сели прямо на колот, закурили. Борис смутно, но все же помнил, что бывал здесь раньше. Исполинские кедры поднимались ввысь кронами, а внизу сплошной черничник. И что поразило Бориса — это чистота. Не было сухого валежника или коряг.

Зимовье, срубленное тестем еще в советские времена, оказалось прочным и не прогнившим. Кедрач, как известно, обладал бактерицидными свойствами, жившие в нем люди не болели простудными заболеваниями.

Внутри печка-железка, обложенная кирпичами. Сама железка нагревалась быстро и не хранила тепло, что не подходило для студеной поры, а теплоемкие кирпичи давали возможность выспаться и не топить ее всю ночь. Деревянный стол у единственного окна, скамейка, у другой стены полати из досок.

— С Богом, — произнес Михайлов, беря колот и ставя его на шест у кедра.

Посмотрел на тестя, тот отошел метров на тридцать, чтобы летевшие с высоты шишки не ударили по голове и видеть, куда они упали. Обязательно надевали шапку, она спасала зазевавшегося ротозея от травмы.

Борис ударил по стволу, прячась под колотом. Сверху с шумом и свистом посыпались шишки, он ударил еще пару раз и отошел к другому кедру.

Тесть собирал шишки в куль. С одного кедра падало в среднем до половины куля, а в редких случаях и побольше, тесть носил и высыпал их у зимовья в кучу. Любой хворост или упавшие ветки собирались и уносились тоже — для костра и печки пригодятся. Вот почему чисто в лесу — обед надо на чем-то готовить, понял Михайлов.

Шишки били по радиусу от зимовья, каждый раз его увеличивая. К двум часам сделали перерыв, готовя обед, покушали, покурили. Принялись молоть шишку, просеивать и откидывать орех на брезент. К вечеру получилось полкуля чистого ореха.

Жгли костер, готовя ужин, приняли по стаканчику самогонки для почина. Собаки расположились рядышком, тоже набегались за день, отдыхали, вслушиваясь в тишину вечернего леса, иногда вздрагивая и поводя ушами на треск или шорох. Клали мордочки на вытянутые передние лапы, моргали изредка верными глазками, вспоминали, наверное, что-то хорошее.

— Скажи, Борис, — начал тесть, попыхивая сигаретой, — Наша Михайловка сейчас никому не нужна. Про Бога не знаю, но людьми точно забытая. Пройдет еще десять-двадцать лет, мы не сможем рыбачить, охотиться, бить орехи — тогда что? Сил не останется и могилу выкопать, так и сгнием, где смерть застанет — во дворе, в доме, на огороде. Только в нашем районе вымерших деревень с десяток, а по всей России их сколько? Почему вымерли и продолжают вымирать деревни, где была когда-то техника: трактора и комбайны, жили люди? Где теперь эта техника, куда она делась? По большому счету мы покупаем муку и соль, остальное свое. Что делать и как быть, когда силы покинут? Бессильно лежать, умирая с голода… Ты грамотный, ученый, генерал… можешь ответить?