Франц Холер - Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения [Сборник]

«Это так, но…»

Певец запнулся.

«Но что?» — спросила Бьянка.

«Но я вас люблю», — сказал он тихо.

Теперь Бьянка потеряла дар речи.

«С самого первого момента, как я увидел вас», — добавил он и взял ее руку в свою.

Это было бы, через какое-то время произнесла Бьянка, при других обстоятельствах прекрасно, но ее решение, как уже сказано, принято, и для этого у нее есть свои причины.

Какого же рода эти причины, она объяснять не стала, и когда они расставались у дверей лифта, он поцеловал ее в лоб и сказал, что песню «Я люблю тебя» он пел сегодня только для нее и он надеялся, что ее сопровождение, такое необычное, звучало именно для него: «так, как ты меня».

На следующее утро певец нашел под своей дверью два письма от Бьянки, одно для него и другое для своего учителя. Ему она писала, что очень тронута и он ей очень нравится, но уже нельзя ничего изменить, и она просит его передать другое письмо ее учителю, когда он сегодня навестит его в больнице, она же должна уехать уже сейчас и больше не сможет его увидеть.

Это был 1974 год. Бьянка исчезла в один прекрасный день, и никто не знал, где она находится, как будто она действительно стала невидимкой. Она позвонила матери и брату, попросила их не беспокоиться о ней и не искать ее, ей нужно место, где она обретет покой и начнет новую жизнь. Концертные агентства и газетчики, которые спрашивали о ней, также как и ее учитель и руководство консерватории не знали к кому обратиться, кроме ее брата и матери, но те ничего не могли сообщить им.

Весной 2011 года в доме престарелых сидел у окна своей комнаты пожилой мужчина в инвалидной коляске и смотрел умиротворенно на цветущие в парке форзиции.

Библиотекарша дома, которая по желанию пациентов приходила, чтобы почитать вслух, принесла ему газету со статьей. Она знала, что некогда знаменитый певец всегда интересовался новостями из области музыки, и она зачитала ему заметку, которую она нашла в одной из еженедельных газет. Там говорилось о неком францисканском женском монастыре, расположенном в пограничной области между Аргентиной и Парагваем, этот монастырь довольно оригинальным образом протестовал против строительства гидроэлектростанции, угрожающей затопить несколько деревень, в том числе и ту, где тот был расположен. Монахини блокировали въезд на дорогу, по которой экскаваторы и строительные машины должны были выехать на запланированную строительную площадку в девственном лесу, и пели хоралы. Их пение было так прекрасно, что никто не осмеливался оттеснить их силой, полиция и воинские части, которые были вызваны сюда, казалось, все были зачарованы звучанием этих женских голосов, а чтобы все это действо не прерывалось даже ночью, хор постоянно обновлялся и усиливался, в том числе и женщинами из деревень, псалмы и духовные песни сменялись старинными народными напевами на языке гуарани. Телевидение и радио передавали репортажи об этом сопротивлении, и правительство находилось под таким непрерывным давлением до тех пор, пока оно не отсрочило на один год утверждение проекта строительства плотины. Францисканский монастырь в провинции Корриентес был уже давно известен своим заступничеством за бедное туземное население, также как и своей удивительной музыкальной культурой, которая находится в ведомстве сестры Афры. Она не только великолепная органистка и хореограф, но и в совершенстве говорит на языке гуарани.

Нет ли здесь фотографии этой монахини, спросил старик. Чтица протянула ему газету вместе с лупой.

«Здесь можно увидеть хор перед строительной площадкой, — сказала она, — с руководительницей хора в самом центре группы. И справа внизу, — продолжала она, — ее можно увидеть отдельно».

Старик направил свою лупу на лицо женщины, которое и под монашеским чепцом казалось свежим и полным энергии.

«Сестра Афра, — пробормотал он, — черница… браво, браво, Бьянка!»

«Вы ее знаете?» — спросила чтица с удивлением.

Вместо ответа старый певец попросил ее поставить диск, который он в свое время записал с учителем Бьянки.

«Пожалуйста, номер 13», — сказал он, и когда немного погодя его собственный голос начал петь — «Люблю тебя, как ты меня» в сопровождении осторожной шестнадцатой доли пианиста, он стал тихо подпевать, отбивая такт рукой, и когда зазвучала последняя строфа со стихом «Господь благословил тебя, ты, радость моей жизни…», он вдруг закричал себе самому: «Сильнее, играй же сильнее, ты, идиот, надо здесь играть форте, фортиссимо, иначе я это петь уже не могу!» — и ударил сжатым кулаком по поручню кресла.

Чтица испуганно уменьшила силу звука, но певец махнул рукой, снова повернул аицо к окну, и перед его увлажненными глазами форзиции в парке расплылись в большие желтые пятна, которые медленно исчезали.

Что-то дрогнуло.

Что-то плясало во тьме.

Рев. Треск. Шум.

Звездное сердцебиение. Смех созвездий.

Что-то тлело.

Что-то искрилось.

Что-то трескалось.

Что-то взрывалось.

Галактический гром. Времярождение.

Что-то взмывало.

Что-то вращалось.

Что-то взвихривалось.

Это была она, Земля, никем не видимая, никем не слышимая, никем не осязаемая. Беззащитно летела она под градом Вселенной, которая все еще рождала сама себя, изрыгая из своих пралегких метеориты, которые таили в себе дыхание, таили в себе влагу, которые оставались на Земле и медленно отдавали ей свой воздух, и медленно отдавали ей свою воду.

Так миллионы лет.

Жар из сердцевины шара стремился наружу, все больше огненных рек постепенно остывало, Земля примеривала на себя свой каменный плащ. Его омывали океаны, но плато и вершины громоздились все выше, простирали под солнцем свои берега и приглашали к жизни.

Так миллионы лет.

Что-то в воде начинало вздрагивать и трепетать, живое питалось тем, чем делились вода и камень, и прочие жизни.

Так миллионы лет.

Появились растения, папоротники пронзали корнями почву, по их стеблям карабкались насекомые. Из морей поднимали свои головы земноводные, выползали на сушу, осматривались и принимали приглашение. Плавники превращались в конечности. Рептилии волочили свои чешуйчатые животы через болота. Хвойные деревья решались ступить на землю.

Так миллионы лет.

Ледяные ветры смешивались с жарким дыханием муссонов. За возникновением жизни следовало вымирание жизни.