Грим - Приключения в приличном обществе

Возвратившись в здание и повернув в коридор, я едва не был сбит толстым невропатологом, промчавшемся мимо меня. За ним с гиканьем несся Птицын:

- Хватайте их, склизких! Держи! Дави!

Какой-то очкарик, по-видимому, практикант, метнулся из вестибюля в парк.

Толстяк, приняв обтекаемую форму, чтоб мчаться еще быстрее, рванулся за ним, но Птицын, взмыв, подобно орлу, как если бы потрох его, начиненный порохом, придал ему небывалое ускорение, одним многометровым прыжком достиг дверей. Где и вступил в неравный бой с невропатологом. Однако, не успев применить трубу, был легко отброшен врачом-силачом на столь же многометровое расстояние, растянувшись прямо под стендом 'Наши любимые врачи'. Невропатолог выскочил в лунный парк.

Птицын по какой-то причине за ним не последовал, и пока он в приступе аутоагрессии рвал на себе волосы (которые и так плохо росли), я прямым коридором вышел на шум.

Что тут творилось, Господи! Как допустил?

Нападающие ворвались в лабораторию, достаточно просторную, чтобы вместить человек тридцать и разгуляться им. Не понадобилось и минуты, чтобы создать на этом месте хаос. Словно дрянной адреналин, впрыснутый в вены сотне чертей, разом взыграл. Словно неким вселенским вихрем взмыло до самых небес вековой слежавшийся мусор из бумажных хлопьев, осколков стекла, клочьев одежд. Словно я на дно ада попал. Всё, что могло ходить ходуном - ходило, скакало, прыгало. Всё прочее - опрокидывалось и тряслось. Всё, наделенное голосовыми связками - визжало, вопило, выло, оглушая, души смиренные леденя. Ломали колбы о головы, ребра о стулья, стулья о ребра врачей. С трудом можно было взять в толк, что это не безумца кошмарный сон, а десница действительности. Луна разгоралась, громыхало всё пуще и чаще, вечернее время вышло, наступила ночь.

Я попытался найти Маргулиса, но его искаженный ужасной гримасой фас сам вдруг возник передо мной.

- Страшно, мамочка? - крикнул он прямо в мое лицо.- Страшно! Это, батенька - бунт! - И обернувшись к безумствующим, прокричал. - Смотрите и помните, господа! Фиксируйте для истории!

Кого-то из белых тут же вытащили в коридор и там зафиксировали.

- Что вы не веселы, маркиз? Как импотент на празднике плоти! Крушите, безумствуйте с нами! Скучать в такой куче ...

Конец фразы Маргулиса потонул в воплях.

Не счесть бесчинств, произошедших на моих глазах в течение получаса. Не припомнить подробностей. Не обладая образным стилем, не описать. Господи, как возможно такое? Мне стыдно за стадо Твоих свиней. Но я только констатирую факты, я бессилен на них влиять.

Хирург, запершийся в кабинете, двигал к двери мебель.

- Эй, медицинская морда! Сдавайся! Нас больше, чем ты!

Хирург отвечал слабым голосом, что сдаст свои позиции только незаинтересованной стороне. Кто-то сорвал со стены огнетушитель, не сразу сообразив, что с огнетушителем не шутят, а тушат им, и принялся колотить им о филенку, пока что-то не задребезжало в нем, и толпа, в восторге от хлынувшей пены, ворвалась в кабинет. А там уже, влезши в окно, в тылу врача действовал Птицын.

Кто-то тронул меня за плечо. Это был Никанор.

- Взмок, как дурак, - сказал он, отирая с лица неправедный пот каким-то тряпьем. - Извините, - зачем-то извинился он. Я извинил. - Ты загляни ко мне в конуру, - близко дыша перегаром, уставив в меня невменяемый взгляд, зашептал он. - Дело важное есть для тебя. Через часок и загляни.

Я хотел, было, выяснить, что за дело, но его подхватило толпой безумных и поволокло.

- Так я буду ждать тебя у себя, а себя у тебя! - успел условиться он, но я не уверен, что правильно расслышал его слова.

Я не стал долго гадать над его предложением, и чтоб зря не забивать себе голову, забыл.

В дальнем конце коридора, где за плотной стеной из спин зияло распахнутое окно, можно было, повиснув на люстре, разглядеть некое авангардное сооружение, инсталляцию из предметов мебели, железных кроватей, сиротских матрасов и новеньких, еще не бывших в деле, электроплит. За баррикадой мелькали белые. Самодельный рупор в руках Крылова невнятно вещал, настойчиво предлагая сдаться.

Плиты были развернуты конфорками в сторону нападавших и, видимо, ради неприступности, включены в сеть. Кое-где над баррикадой вился дымок от начавших тлеть матрасов.

Первая волна атакующих только что откатилась. Рычащие врачи скалились из-за баррикад, торжествуя победу.

- Шестеро врачей отступили, шеф, - бодро докладывал Маргулису возглавлявший атаку Кравчук. - Еще шестеро находятся в безвыходном положении.

Мне показалось, что энергия восставших идет на убыль. Сказывалось недоедание и бессонная ночь. Тем не менее, атаку готовились повторить, несмотря на прожженные пижамы и ожоги рук. Однако белые, сообразив, что оставшимися силами отбиться им не удастся, а эффект неожиданности от электроплит себя исчерпал, по одному отступили через окно.

Я поднялся на второй этаж, где, судя по шуму в двух-трех местах, не все еще очаги сопротивления были сломлены.

Проходя мимо кабинета главврача и услышав за ней явственное, но неизвестной природы урчание, я толкнул дверь. Она оказалась незапертой, сверху горел свет, а у холодильника, вывалив его содержимое на пол, расположились двое зеленых. Они-то и производили настороживший меня звук.

Кабинет был расположен рядом с лестничной клеткой. Визитеру со взяткой, попечителю с честным намереньем незачем было плутать в лабиринтах лабораторий, коридоров, кабинетов, чтобы внести свой вклад. Приношения распределялись между сейфом и холодильником. Сейф был пока еще заперт. Холодильник уже пуст.

Один из урчащих, измазанный белым соусом, поднял с газетки, расстеленной на полу, изрядный кусок сыра и подал мне. Другой протянул кольцо колбасы. Я сдержанно поблагодарил и принялся есть, уставившись в сену, где висел групповой фотопортрет. Врачи в черных фраках выглядели непривычно. Некоторых я даже не сразу узнал. Окулист смахивал на оккультиста, виденного мною в Саранске в прошлом году. Терапевт - на представителя католического одноименного ордена. Многих врачей я бы спутал с грачами, если б не знал, что они врачи. Вообще от фотографии веяло затхлым душком масонства, как от любого корпоративного мероприятия, будь то коллективная фотосьемка, невинная вечеринка или менее невинная групповая оргия с привлечением голых девиц. Я отвернулся, не желая его вдыхать.

Перекусив и перебросившись с сотрапезниками парой незначащих фраз, я оставил их пожирать награбленное, а сам, вспомнив о назначенной мне Никанором встрече, пошел отыскивать его конуру.

Особого любопытства у меня не было. Но шум в коридорах, хотя и шел на убыль, вряд ли дал бы мне скоро уснуть, хотя я смертельно устал от насилия, да и укушенная нога давала о себе знать. Я спохватился, что надо бы обработать ее уксусом, который видел в холодильнике у врача, но возвращаться в ад не хотелось, а в вестибюле было тихо и пусто, уже понемногу стало светать.