Томислав Османли - Двадцать первый: Книга фантазмов

— Я знаю, старый. Перед Рождеством, после Рождества, где бы ни был — приезжай домой. Так ведь? — улыбнулся Мето. — Только дома тесно. Мала стала наша державочка…

— А ты знаешь, что в мире есть еще стран тридцать поменьше, чем наша? — заметил как бы вскользь железнодорожник.

— Нет меньше страны, чем наша, старый. Посмотри: если всю собрать, в улиточью раковину запихнуть можно.

— Есть, сынок, поверь! — сказал Кирилл, убежденно глядя ему в глаза. — Про нашу страну хоть кто-то слышал. А про те — никто. Вот, ты слышал, например, про Антигуа и Барбуду, про Барбадос, а? Слышал? А про Доминикану, Сент-Китс, Гренаду, Гренадины, Сент-Люси? Про Сан-Томе и Принсипи слышал? Про Сейшелы, Мальдивы, Папау, Карибати, сынок, про Тувалу, Тонга и Науру, хоть раз слышал? Давай, скажи…

— Ты их выдумал, старый, — засмеялся Мето. — Загадки загадываешь, посмеяться надо мной вздумал.

— Нет, сынок. Они существуют. На самом деле. Маленькие, а существуют. Честное слово. Мне один мужик сказал. Он в газете читал. И все, говорит, одна другой краше. Вот, говорит, взять, к примеру, Науру. Науру, чтоб ты знал, говорит, это рай на земле. Вот так, маленькое государство, а рай. Может, думаешь, и его нет? Там молодым, таким вот, как ты, когда они женятся, государство сразу дом дает. Детей за границу учиться посылает. В той стране все бесплатно, и доктора, и образование, а зарплаты до неба. Вот так! Там люди знают, зачем живут. Там, говорят, если покрышка у машины лопнет, никто ее не клеит. Идет и сразу новую машину покупает.

— Старый, ты случайно по дороге не набрался?

— Я ракию уже много лет даже не нюхал, клянусь, чтоб мне вот этаким стать, — сказал Кирилл, показывая изогнутый указательный палец. — Ну, разве что рюмку-другую выпиваю и все.

— Дожил, а ума не нажил. Начал тут нам коммунистические сказки рассказывать.

— Я тебе правду говорю, сынок. У нас есть шанс. Знаешь, почему они в этих малых странах такие богатые. Торгуют, сынок. И знаешь, чем? Никогда не догадаешься. Птичий помет продают, как самое лучшее удобрение, по всему миру. Видишь, как оно бывает, до чего умные люди додумались.

— Как же мы-то не догадались! Вот бы и нам привалило. Здесь этого добра хватает, все миллиардерами станем. Некоторым это и сейчас удается. На обыкновенном дерьме деньги делают, — сказал Мето и вдруг закричал: — Хватит врать, старый! Иди ты со своими сказками к черту… или в свою Науру.

— Науру существует. Как Парамарибо. Ты слышал про Парамарибо?

— А то! Парамарибо — это хит, даже здесь. Мы, когда ширнемся, все едем. В основном туда. В Парамарибо. Сидим, наслаждаемся, за бабами бегаем в Парамарибо, купаемся в чистом море, загораем. А потом, хочешь — не хочешь, возвращаемся сюда, где нет воды и где, когда не стреляют, только кузнечиков слышно. Хватит, старый, брось ты эти россказни.

Кирилл посмотрел на него, ничего не сказал, медленно встал, повернулся и ушел.

Мето достал шприц и иглу. Чуть подальше человек в камуфляже насыпал белого порошка себе на голую руку. Развеселившись от ритма рэпа, Бэд Бо вытряс из пузырька на ладонь таблетки.

Человек в камуфляже вдохнул с руки кокаин, резко отдернул голову, испустил отчаянный крик и дал длинную очередь из автомата в воздух. За ним развевался зеленый флаг. В это время другие кололись в вену. Бэд Бо игриво хлопнул себе по ладони, таблетка подпрыгнула и попала в уже ждущий ее рот. Он продолжал читать рэп и танцевать. Небо над позициями розовело. Зелень приобретала фиолетовый оттенок. Облака начали зеленеть. Все становилось инвертированным, как на негативе.

Деян Коев сидел в своей лавке и размышлял о шансах заключения долговременного перемирия с повстанцами, когда радио сообщило о новом нападении на военный конвой, в котором погибли девять резервистов регулярной армии. «Вот тебе и перемирие», — сказал он.

Деян вспомнил теорию, о которой ему рассказывал Гордан. Из нее следовало, что время при определенных обстоятельствах может начать двигаться с перебоями, подчиняясь неким непонятным законам. Инженер-механик Деян Коев никогда до этого не придавал энергии внефизического значения. Теперь же он все чаще слышал о явлениях, которые были вне рамок повседневной логики, во всяком случае, такой, какой она была до недавнего времени. После падения башен-близнецов в Америке СМИ сообщали о чудесных спасениях и о судьбоносной игре случая. Об аномалиях говорили везде, в том числе покупатели в его лавке, как о явлениях, которые стали будничными событиями новой эпохи.

В тот момент в магазине зазвонил телефон. Это была Станка.

— Мне звонил Гордан. Он уезжает из Австрии.

— Ну, что ж, — сказал Деян Коев, — пусть уезжает, ему виднее…

— Ты обедать придешь? — спросила она, почувствовав в голосе мужа отсутствующий тон.

— Обедай без меня. Я еще побуду в магазине, — спокойно сказал он и повесил трубку, а в его голове уже появились новые мысли.

Он никогда не верил, что взмах крыльев бабочки на одном конце мира может вызвать ураган на другом, хотя наука уже всерьез рассматривала такую возможность. «Черт побери, — выругался про себя Коев, — раньше бабочки украшали жизнь и садились нам на волосы, когда мы занимались любовью в парках. Теперь они служат причиной бедствий».

Тогда же он подумал, что для него в жизни ничего не изменится. Ни ценности, в которые он верит, ни воспоминания, к примеру, о лучших днях его профессиональной карьеры, когда он работал на машиностроительном заводе, ни мечта снова поехать со Станкой на Лазурный берег, как когда они были юношей и девушкой. Они отправились туда на фиате-1300 его отца, частью накопив, а частью заняв какие-то деньги у родственников, и с красными югославскими паспортами, действительными по всему миру, путешествовали по Лазурному берегу и целый месяц нежились на средиземноморском солнце, жили в кемпинге в палатке и до изнеможения занимались любовью на пляже возле Антиба… Нет, ничего не изменится, ничего. Прежней останется и роль бабочек в любви — не только его, но и будущих поколений… «Только в страхе перед Апокалипсисом рабская жизнь может восприниматься как Божий дар», — подумалось Деяну Коеву, бывшему инженеру, уволенному с работы из-за банкротства предприятия, в настоящее время владельцу продуктового магазинчика.

Эта же мысль промелькнула в голове Фионы Фицпатрик, только с разницей в шесть часовых поясов, когда она, не замечая ничего вокруг себя, пила крепчайший ирландский виски в баре в Бостоне. Фиона Фицпатрик не имела ни малейшего представления, что в этот момент она является частью феномена синхронности, что этот момент составил равенство из одинаковых элементов с одним таким же обычным человеком из далекой страны, о которой она вряд ли даже слышала.