Венко Андоновский - Азбука для непослушных

Прекрасный, естественно, не понял, что Рыжий хотел этим сказать ему, но поняли отец Варлаам и я: не выдержал отец Евфимий, не смог не похвастаться, ибо быстр был и искусен в мастерстве каллиграфии.

И вот случилось так, а не иначе, он внес ковчег свой, дом свой в дом наш, в ковчег Божий, ибо так устроен мир: меньшее входит в большее.

Ночь прошла тихо, но все мы находились в странном волнении. Отец Евфимий не спал на галерее. Он что-то шептал про себя, и я встал, чтобы помочь ему унять тревогу. «Что терзает твою душу, отец Евфимий, не давая тебе ни мира, ни покоя?» — спросил я. Он посмотрел сквозь меня своими пустыми глазами, словно я прозрачен, будто призрак, и сухо сказал: «Его глаза. Я видел их раньше».

Следующие два дня не случилось ничего, что следовало бы отметить в этих записках, которые, еще раз молю вас, возлюбленные и благоутробные, не читать далее, если вам не нравится, как я обращаюсь со словами, ибо только потом я понял, что слова служат, чтобы скрывать суть, а не раскрывать, как вы, вероятно, думаете сейчас. Но об этом — когда придет время, а время еще не пришло.

Как уже было сказано, ничего не произошло; утром Прекрасный расстелил свои кожи для смешивания красок во дворе, подготовил чернила и белила, а затем ушел в деревню, чтобы расписывать церковь. Он вернулся поздно, и на следующий день ничего не случилось, так что казалось, что каждый принялся за свою работу и что душа отца Евфимия, известная тем, что помнит плохое, а хорошее не помнит, все же забыла обстоятельства появления Прекрасного.

Вышло так, что в тесном дворе храма Божьего за эти два дня их пути не пересеклись ни разу. Это было похоже на лабиринт, в котором эти двое, Евфимий и Прекрасный, не могли прикоснуться друг к другу, даже если бы и хотели.

Но так только казалось. Той же ночью сплелись нити лабиринта, и случилось то, что случается, когда пересекаются пути Божьи или человеческие с путями нечестивого: дурное событие, ужасная стычка, зловещее деяние.

Я уже говорил, что с трудом и неохотно подчиняются мне слова, и мука мученическая для меня передавать своими словами то, что я слышал из чужих уст. Именно так: я совсем не умею обходиться со своей речью, чтобы своими словами передать то, что говорят другие. Но я очень хорошо умею, и в этом нет мне равных, пересказать что-нибудь своим голосом и чужими устами; у меня великолепная память, и я могу повторить слово в слово все, что сказали отец Варлаам или отец Евфимий с тех пор, как я рядом с ними здесь, в монастыре Полихронос в Малой Азии, а я здесь уже девятый год. И потому я решился в это лето Господне 863, месяц года четвертый, день месяца одиннадцатый, передавать все, что случится, таким образом: о том, чему я не был свидетелем, я буду говорить своим голосом, но с чужих уст, то, что эти уста мне сказали, а я услышал и запомнил. Если отец Евфимий хотел бы сказать, он так бы сказал о том, что случилось той ночью, слово в слово, его устами сказанное, моей рукой записанное:

1. А когда было около десяти часов вечера, Евфимий отпустил двенадцатерых и сказал им: «Идите и отдохните».

2. И все встали и ушли, только один, по имени Михаил, остался, сказав: «Учитель, я не устал и хочу помочь тебе».

3. Он думал, что Евфимий его любит, ибо рука его была быстрой, и именно он составлял самые красивые слова; но Евфимий любил его, потому что ученик не мог с ним сравниться, и любовь учителя к ученику не была ему мукой;

4. но Евфимий сказал: «Иди. Ты слышал слово: слово мое — повеление вам всем; и тебе одинаково. Тот, кто слушается заповедей моих, со светом идет, а тот, кто не слушается, во тьме ночной бродит, а потом заплутает и с пути собьется, ибо дороги непослушных, как нити, сплетаются».

5. И человек этот, Михаил, ушел.

6. Но совсем иным было намерение Евфимия, когда он сказал человеку уйти и оставить его одного; ибо он не спал по ночам, но проверял сделанное учениками, чтобы удостовериться, что никто за день не превзошел его в мастерстве.

7. И если находил такое, то опрокидывал чернильницу на сочинение, а утром ученика наказывал и высмеивал, браня нехорошими и недостойными словами.

8. И увидел Евфимий, что слова этого человека лучше, чем его, и разгневался сильно и более не любил его, ибо нет любви в страхе, и любовь не боится того, что любит;

9. но увидел это Господь и сжалился над человеком по имени Михаил, и сказал: «Я помогу ему, потому что он идет со мной; ни передо мной, ни за мной».

10. И попустил Господь Евфимию согрешить и залить чернилами сочинение ученика, но когда наступил двенадцатый час, открылась дверь семинарии, и подул сильный ветер, загасил свечи, и все потонуло в темноте.

11. Евфимий сильно испугался, ибо услышал, как что-то подкатилось к его ногам; а когда возжег свет, то посмотрел и увидел, что это был клубок красных нитей;

12. а нить тянулась через дверь во двор, и никто не знал, куда она ведет.

13. Тут увидел Евфимий двух ангелов, одетых в черное, с вороньими крыльями, которые будто смеялись страшным смехом и летали вокруг его головы, поднимаясь в воздух, к куполу.

14. А когда они исчезли, он увидел, что из-под клубка натекла лужица крови, и пошел по следу крови;

15. но когда вышел, то увидел лабиринт, из которого не было видно выхода, ибо многие дороги никуда не ведут, и ни одна никуда не ведет.

16. А когда он увидел, что дорог много, то пошел по следу, сказав себе: «Клубок знает путь, ибо откуда-то он пришел, и надо мне начать с конца нити, дабы достичь ее начала».

17. Так шел он всю ночь и перед первыми петухами дошел до входа в храм Божий и пошел далее, пока не вошел внутрь.

18. И увидел Евфимий: посреди лежал зарезанный белый бык, на котором приехал Прекрасный, а кровь капала у него из горла.

19. Иногда прокричал первый петух, отец Евфимий услышал голос, который сказал: «Я тот, кого ты убил в себе, чтобы господствовать над другими. Ты не следуешь за моей кровью, потому что ты решил последовать за своей; но воистину говорю тебе: кровь слуги не равна крови господина.

20. А ты хочешь прежде господином быть среди людей, а не слугой Бога».

21. И тут проснулся Евфимий в семинарии у догоревшей свечи на столе, на сочинениях беспорочного Михаила, не тронутых чернилами злобы.

А когда мы вошли в семинарию, испугавшись его сильного крика, у него под ногами (это своими собственными глазами мы видели) была лужа свернувшейся крови, которая нею ночь шла у него из носа. Но кровавой нити нигде не было; и во дворе не нашли кровавых следов.