Славомир Мрожек - Дневник возвращения. Рассказы [Сборник]

В 1971 году гадалка в Пуэрто-Рико предсказала мне, что я уже никогда не вернусь на родину. Она не могла знать, что я эмигрант, она вообще впервые меня видела. Гадалка обычно сидела в вестибюле большого отеля, я был одним из ее анонимных клиентов, почти сплошь туристов, за время короткого сеанса я ничего не сказал ей о себе.

Уже шесть дней, как я решил, что вернусь в родную страну. Так кто же окажется прав? Многое из того, что она мне предсказала, позднее удивительным образом исполнилось. Что перевесит на этот раз: ее ясновидение или моя решимость? На всякий случай мне следует бросить курить, хотя по опыту известно, что курильщики перестают курить только после смерти. Это могло бы стать решением всех проблем для меня, но не для моих собак.

Ранчо Ля Эпифания, 23 апреля 1996.

Приблизительно за неделю перед Пасхой около нас начал крутиться голубой «Фольксваген» с двумя мужчинами, которых никто в округе не знал. Один широкоплечий, лет около сорока, другой — между двадцатью и тридцатью. Это то немногое, что рассказали нам местные, с которыми незнакомцы пытались заговаривать. Спрашивали, живем ли мы здесь постоянно, или только приезжаем на субботу и воскресенье, сколько прислуги ночует на ранчо, в котором часу выпускают собак, кто я такой и чем занимаюсь.

Они останавливались то в лесочке неподалеку от дороги, на холме, откуда хорошо просматриваются наши владения, то на дороге близ ранчо, где обычно никто не останавливается, потому что незачем. Часто проезжали по дороге туда и обратно, несколько раз на дню, а пару раз — ночью. Однажды в десять вечера остановились прямо за оградой. В полночь послышался выстрел из пистолета, потом они отъехали, не включая фар.

Это может означать все или ничего. Они похожи на шпану, на тех, кто никогда не решится на серьезное дело. Но могут быть и разведчиками, работающими на профессионалов, — выискивают подходящие объекты и изучают местность. Если это так, то они кретины, ибо все делают по-кретински. Но в этом тоже нет ничего удивительного, поскольку толковый персонал — дефицит в любой отрасли. Возможно также, что это — приятели некоего Дона Хосе, который недолго работал у нас охранником, и был уволен в срочном порядке по причинам, останавливаться на которых сейчас не стоит. Дон Хосе еще появится в этих записках, если для этого найдется время и место, ему стоит появиться, уж больно колоритная это фигура. Так что Дон Хосе мог попросить приятелей попугать нас, чтобы мы убедились, как трудно нам без него живется. А возможно — это еще одна гипотеза — весьма напористые ухажеры разыскивали двух девиц легкого поведения, которые одно время у нас работали. Но эта гипотеза маловероятна, ведь если бы они искали девиц, то довольно быстро убедились бы, что их здесь уже нет, да и к чему тогда было задавать вопросы, которые они задавали? Нет, это отпадает.

И еще я боюсь похищения. В Мексике это теперь случается так часто, что превратилось во всеобщее бедствие. Подчеркиваю: всеобщее, так как похищают кого угодно — от миллиардеров до парикмахеров. Каждый, кто имеет хоть какой-то доход, даже самый ничтожный, рискует оказаться жертвой. Каждый класс, слой и общественную группу обслуживает соответствующий класс, слой и группа преступников. Не так давно в центре Мехико специалисты высокого класса напали на высококлассный автомобиль, в котором ехал мальчик. Они не ожидали, что автомобиль будут эскортировать другие автомобили с личной охраной президента Мексики, поскольку мальчик был его сыном, которого везли из дома в школу или наоборот. Эскорт состоял из специалистов более высокого класса, чем атаковавшие, которые тоже были не из новичков: когда их схватили, оказалось, что это сотрудники полиции, часто подрабатывающие таким образом на стороне. А вот другой пример, противоположного свойства. Газеты напечатали фотографию человека с окровавленным носом. Его побили пассажиры городского автобуса (заменяющего наши трамваи), которых пострадавший пытался терроризировать. Бедняге был не по карману револьвер, и потому он орудовал ножом, из-за чего и потерпел неудачу. Те, кто обычно «обрабатывает» автобусы, вооружены короткоствольным огнестрельным оружием, и пассажиры редко осмеливаются дать им отпор. Но если это все же случается, не обходится без трупов. Автобусами ездят исключительно люди неимущие, — в этой стране почти все бедны. И зачастую, чтобы потом не голодать, они предпочитают рисковать жизнью, лишь бы не отдавать вооруженным паразитам жалкие, но столь ценные для них гроши. Немалую роль играет и мексиканский гонор. В этом они похожи на нас, поляков. Мексиканцы не столь цивилизованны, как скандинавы и все прочие, кто следует официальным полицейским инструкциям: «Пункт первый — не оказывать сопротивления».

Здесь охотно похищают иностранцев, представителей зарубежных фирм. Слово gringo первоначально означало: американец, но теперь так называют всех не-мексиканцев. Я тоже gringo, к тому же haciendado, то есть землевладелец, барин, помещик, владелец клочка мексиканской земли.

Ранчо Ля Эпифания, 26 апреля 1996.

В беседах и интервью меня вновь и вновь спрашивают, не боюсь ли я возвращаться в Польшу.

Я не могу себе представить, чтобы французу, англичанину, немцу, австрийцу, швейцарцу или норвежцу, находящемуся в Мексике, задали бы вопрос, не боится ли он вернуться во Францию, Англию, Германию, Австрию, Швейцарию или Норвегию. Зато мне легко представить себе русского, белоруса, украинца, чеченца, даже румына, которого спрашивают, не боится ли он возвращаться на родину.

Из этого следует, что поляки, осознанно или неосознанно, причисляют себя скорее ко второй группе, чем к первой. Короче говоря, — поляку, который возвращается в Польшу, есть чего бояться.

И тут возникает очередной вопрос, почему? Ведь Польша ближе к странам первой, а не второй группы. Ближе по культуре, экономике, методам государственного управления. Глядя со стороны, ситуация в Польше выглядит неплохо, во всяком случае не должна быть плохой, если мы сами ее не испортим. И, при определенных условиях, даже может оказаться лучше, чем ситуация в странах Запада. Я мог бы перечислить эти условия, но не это тема сегодняшних рассуждений. И уж наверняка — и это не подлежит обсуждению — ситуация в Польше более благоприятна, чем в восточных и некоторых юго-восточных странах.

Тогда чего поляки так боятся? А что боятся — не подлежит сомнению, — и все вместе и каждый по отдельности, по-разному и в разной степени, испытывая все: от неуверенности до подозрений, от тревоги до паники. Отсюда — плохое самочувствие. От недовольства до ожесточенности, и дальше — до ненависти и исступления, от озлобленности — до истерии.