Элиф Шафак - Три дочери Евы

Оксфорд, 2000 год

Это называлось «Неделя первокурсника». По обыкновению, начало осеннего триместра сопровождалось множеством праздников и развлечений, во время которых новички осваивались в непривычной обстановке, находили новых друзей, а иногда и врагов, и сбрасывали робость и скованность так же легко, как дерево гинкго сбрасывает листву при первых заморозках. Пикники с барбекю, встречи с преподавателями, кулинарные соревнования и поединки едоков, чаепития, танцевальные вечеринки, караоке и маскарады… Надев футболку первокурсника, Пери прогуливалась среди веселой толчеи, разговаривала со студентами и кем-нибудь из персонала. Чем больше она общалась с людьми, тем больше убеждала себя в том, что все, кроме нее, хорошо понимают, чего хотят от этой жизни.

Пери уже знала, что университет, стремясь изменить свою репутацию привилегированного учебного заведения и стать более доступным для представителей различных социальных слоев, недавно учредил систему стипендий, которая должна была привлечь студентов из малообеспеченных семей. Но сейчас, глядя вокруг себя и видя людей самых разных национальностей и рас, она не могла понять, в каком состоянии их финансовые дела.

Естественно, она не только вглядывалась в окружавшие ее лица, но и ловила на себе любопытные взгляды. Один молодой человек явно проявлял к ней особый интерес. Высокий, широкоплечий, с мужественным подбородком, ежиком светлых волос и горделивой осанкой – как предположила Пери, от занятий плаванием или греблей, – при встрече с ней он улыбался, как гурман при виде лакомого блюда.

– Держись от него подальше, – прошептал кто-то ей на ухо.

Резко обернувшись, она увидела девушку с платком на голове. Ее глаза под ровными дугами бровей были густо подведены. В носу поблескивала сережка в виде крошечного серебряного полумесяца.

– Университетский гребной клуб. Ужасно популярный, – пояснила она. – Этот парень – специалист по первокурсницам.

– Что-что? – не поняла Пери.

– А то, что каждый год повторяется одно и то же. Он расставляет свои сети, а потом хвастается, сколько рыбок поймал за одну неделю. Мне говорили, что в этом году он решил побить собственный прошлогодний рекорд.

– Ты хочешь сказать, он ловит… девушек?

– Вот именно. К сожалению, у многих девчонок ума не больше, чем у безмозглых рыб. – В голосе ее послышались насмешливые нотки. – Стоит им только увидеть такого смазливого рыбачка, сами идут в сеть.

Пери живо представила, как белокурый красавец тащит сеть, полную девушек, и невольно улыбнулась.

– Спроси всех этих людей: за чьи права борется феминизм? – продолжала ее собеседница. – Они ответят: за права женщин в Пакистане, Нигерии, Саудовской Аравии. Но о Британии никому и в голову не придет упомянуть. Уж конечно, здесь, в Оксфорде, женщины и так свободны! Только все это вранье. Ты хоть знаешь, что девушки, как это ни странно, здесь учатся намного хуже парней? Взгляни на результаты экзаменов! Явная дискриминация по половому признаку. Здешние первокурсницы так же уязвлены в своих правах, как какие-нибудь египетские крестьянки. Им необходимо объединиться под флагом феминизма. Если ты с этим согласна, подпиши воззвание. – С этими словами она протянула Пери ручку и лист бумаги, озаглавленный: «Объединение оксфордских феминисток».

– А… так, значит, ты феминистка? – удивленно спросила Пери. По ее представлениям, борцы за права женщин должны были выглядеть несколько иначе.

– Конечно, – пожала плечами девушка. – Я феминистка-мусульманка. Если кто-то думает, что такое сочетание невозможно, это его проблемы.

Пери поставила свою подпись. Бывший ее бойфренд, оставшийся в Турции, был убежденным противником не только европейской литературы, но и западной идеологии. Феминизм он считал одной из самых опасных угроз, идущих с Запада. «Борьба за особые женские права отвлекает наших сестер от главного – классовой борьбы», – утверждал он. Нет никакой необходимости особо отстаивать женскую независимость, так как с прекращением экономической эксплуатации автоматически прекратится любая дискриминация, в том числе и по половому признаку. Согласно его убеждениям, освобождение женщин являлось неизбежным следствием освобождения пролетариата.

– Спасибо, – кивнула девушка, когда Пери вернула ей подписной лист и ручку. – Кстати, меня зовут Мона. А тебя?

– Пери.

– Рада познакомиться, – просияла Мона.

Пери узнала, что Мона – египтянка, но родилась в Америке, в Нью-Джерси. Когда ей было десять лет, ее семья перебралась в Каир. Отец Моны полагал, что дети должны воспитываться в мусульманской среде. Несколько лет спустя, выяснив, что жизнь в Египте обманула их радужные ожидания, а может, поняв, что они превратились в настоящих американцев, они вернулись в Штаты. В Оксфорде Мона второй год, изучает философию. Мать вполне разделяет ее убеждения, а вот старшая сестра – нет.

– В этой жизни мы идем разными путями, – заявила Мона.

Помимо защиты идей феминизма, Мона занималась и другой волонтерской работой: в обществе помощи Балканским странам, обществе друзей Палестины, обществе защиты прав мигрантов, обществе суфиев и, конечно, в Оксфордском исламском обществе, где была одним из самых активных членов. В ближайшее время она собиралась учредить общество друзей хип-хопа, будучи большой поклонницей этой музыки. Ее тяга к западной культуре была так велика, что она даже писала стихи, надеясь, что кто-нибудь положит их на музыку в стиле хип-хоп.

– Надо же, и как только у тебя на все хватает времени? – удивилась Пери.

– Дело не во времени, а в том, чтобы правильно его организовать, – покачала головой Мона. – Вот почему Аллах велел нам молиться пять раз в день – чтобы мы научились разумно выстраивать свою жизнь.

Пери, которая никогда не молилась пять раз в день, а только один, и то после сердечного приступа отца, после чего дала обещание Богу, прикусила губу и осторожно заметила:

– Вижу, ты хорошо разбираешься в религии.

– Скорее, просто живу в мире с собой, – улыбнулась Мона и взглянула на часы. – К сожалению, мне уже пора бежать. Но мы обязательно еще увидимся. Я без конца собираю подписи – то в защиту какого-нибудь благого дела, то против какой-нибудь гнусной несправедливости.

На прощание они пожали друг другу руки. Рукопожатие Моны было по-мужски крепким.

В тот же вечер Пери сделала еще одну запись в своем заветном блокноте:

Одни люди мечтают изменить мир, другие мечтают изменить своих друзей и возлюбленных. Что до меня, то я хотела бы изменить Бога. После этого наверняка изменился бы весь мир. Интересно, стало бы людям лучше от этой перемены?

Живя в Стамбуле, Пери пыталась, зачастую безуспешно, вести себя как экстраверт и общаться с другими людьми куда более тесно, чем ей этого хотелось. В Оксфорде же, где культурные традиции больше не довлели над ней, она научилась ценить одиночество и наслаждаться им. Замкнутость была далеко не единственной причиной, заставлявшей ее избегать шумных сборищ, которыми была так насыщена «Неделя первокурсника». Лишь отдельные мероприятия (чаепития в студенческой комнате отдыха, встречи с преподавателями) проводились бесплатно, все остальное – вроде совместного приготовления и поедания вегетарианской пиццы и кексов – требовало денег. Пери, бюджет которой был весьма ограничен, поняла, что подобными развлечениями ей лучше пренебречь. Вместо этого она решила заняться собственными делами – нужно было получить студенческую карту, купить учебники – по возможности, из вторых рук, – открыть студенческий счет в банке. Стараясь жить как можно экономнее, она ни одной покупки не делала с налету, всякий раз сравнивая цены в маленьких магазинчиках и супермаркетах.