Элиф Шафак - Три дочери Евы

Сельма на этот раз не стала спорить.

– Не хочешь – не ешь. Может быть, я тоже не буду. Но не надо возмущаться. Имей уважение к традициям.

Пери, с замиранием сердца ожидавшая очередного скандала, была удивлена, что родители пришли к согласию. Мясо, пришедшееся на их долю, они раздали бедным.

В тот вечер Пери заметила, что отец слишком часто наполняет стакан ракы.

– Ну и денек выдался, – пробормотал он. – Такие развлечения, как охота на быка, явно не для меня. С ног валюсь от усталости. Так я не уставал с тех пор, как вы родились и не давали нам спать по полночи.

Пери, наливавшая себе воды, едва не выпустила графин из рук.

– Вы? Ты о чем?

Менсур потер лоб рукой. У него было лицо человека, который понял, что сболтнул лишнее. Несколько мгновений он молчал, не зная, как выпутаться из неловкой ситуации.

– Я думал, ты помнишь, – наконец произнес он, как видно решив, что отступать некуда.

– Что я должна помнить?

– У тебя был брат-близнец. Он умер совсем маленьким.

Она почувствовала, как в подсознании шевельнулось какое-то едва уловимое воспоминание.

– От чего он умер?

– Ох, солнышко, не спрашивай. Это было так давно, – покачал головой Менсур, но потом, не удержавшись, добавил: – Ты правда ничего не помнишь?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Баба.

– Как это все-таки странно. Мне казалось, ты должна помнить…

Лишь долгие годы спустя Пери поняла, что он имел в виду.

Поезд прибыл на Паддингтонский вокзал. Ширин ждала у билетных автоматов. В серебристо-серой шубе до колен она была похожа на обитательницу диких степей, неизвестно как попавшую в большой город.

– Сколько животных пришлось убить, чтобы сшить эту шубу? – спросила Пери.

– Не переживай, она искусственная! – расхохоталась Ширин и поцеловала подругу в обе щеки.

– Ты меня обманываешь! – с укором сказала Пери, пристально глядя в лицо Ширин.

– Ага! – не стала спорить Ширин. – Тебе впервые удалось поймать меня на лжи. Поздравляю! Ты делаешь успехи, Мышка. Перестаешь быть слишком доверчивой.

Пери понимала, что Ширин ее поддразнивает. Беззаботно хохоча вместе с подругой, она тем не менее ощутила легкий укол обиды. Получается, Ширин обманывала ее и раньше. И возможно, не один раз. Но вот зачем – этого Пери пока не знала.

Оксфорд, 2002 год

Пери распахнула окно и с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Она была счастлива вернуться в свою пусть и немного тесноватую, но такую уютную комнату. Забравшись в кровать с книгой, она устроилась поудобнее и погрузилась в чтение. На одном из занятий Азур велел им прочесть статью, посвященную идее Бога в философии Канта. При повторном чтении Кант показался ей даже еще более трудным, чем при первом. Она понимала, почему теологи с таким увлечением бьются над загадками этого немецкого философа. Впрочем, теории выдающихся мыслителей из другого лагеря, к примеру Ницше и Дарвина, тоже были теснейшим образом связаны с идеями Канта. Похоже, Иммануил Кант, подобно Стамбулу, имеет множество лиц, решила Пери.

Неудивительно, что Азур так любит этого философа. Он ведь тоже многолик. Пери не уставала удивляться разнообразию его обличий. Уверенный полемист, способный наголову разбить оппонентов в публичной дискуссии; актер в повседневной жизни, любящий внимание и стремящийся к нему; грозный профессор в учебной аудитории; въедливый следователь в своем кабинете; гостеприимный хозяин в уединении своего дома – сколько еще у него лиц? Она снова вспомнила новогодний ужин и то, что за ним последовало. С той ночи она избегала Даррена, хотя он без конца звонил ей и оставлял сообщения, в которых звучало недоумение, а то и откровенная обида. Пери бы с радостью заперлась у себя в комнате, пока не уляжется царивший в ее душе сумбур. Но занятия в колледже и работа в книжном магазине не позволяли ей обречь себя на затворничество. Не говоря уже о Ширин, у которой всегда находился предлог постучаться в комнату подруги.

Влечение к Азуру наполняло ее дни какой-то мучительной значимостью. При встрече с ним голова у нее шла кругом, и после она еще долго вспоминала каждый его жест, каждое слово, пытаясь отыскать в них какой-то подтекст. Как некромант, повсюду видящий знаки судьбы, она находила волнующий смысл в любом пустяке. Она стала учиться с еще большим рвением, чем прежде, надеясь поразить его своей эрудицией, но подходящего случая блеснуть все никак не выдавалось. Наоборот, от сильного волнения рядом с ним она почти всегда замыкалась в себе и не могла вымолвить ни слова. Иногда, правда, ее кренило в другую сторону, и тогда, охваченная приступом отчаянной храбрости, она сыпала вопросами, спорила и пылко доказывала свою правоту, после чего вновь погружалась в молчание.

Почему это случилось с ней? – спрашивала она себя. Прежде она считала, что в мужчин значительно старше себя по возрасту влюбляются только девушки, выросшие без отцов и обделенные отцовским вниманием. Но почему ее так сильно тянет к Азуру, она не смогла бы объяснить ни себе, ни кому-то другому. Впрочем, обсуждать свои сердечные дела она ни с кем не собиралась. Как заветный блокнот и Дитя Тумана, Азур стал ее тайной, которую она тщательно оберегала от посторонних. У нее появилась привычка перед сном держать в руках одну из его книг, поглаживая пальцами его имя на обложке под какую-нибудь романтическую мелодию. За день она несколько раз проходила мимо его колледжа, с замиранием сердца оглядываясь по сторонам. Если выдавался свободный час, она отправлялась пить кофе в его любимое кафе, но всякий раз, когда туда приходил он, пряталась в туалете. Та часть ее существа, которая, вопреки всему, еще сохранила здравый смысл, неодобрительно взирала на все эти сумасбродства, надеясь, что влюбленность, как болезнь, вскоре пройдет.

Так и не сумев сосредоточиться на Канте, она надела спортивный костюм и отправилась на пробежку. Несмотря на холод, свежий вечерний воздух был напоен каким-то пьянящим ожиданием радости. Тишина, которая так поразила ее здесь после Стамбула, больше не удивляла ее.

Увидев на углу Лонгуолл-стрит телефонную будку, она решила позвонить домой. Учитывая двухчасовую разницу во времени, можно было предположить, что отец сейчас дома и сидит за бутылкой ракы – один или с друзьями.

И действительно, трубку поднял Менсур.

– Алло?

– Баба… Прости, может, я не вовремя?

– Пери, солнышко! – воскликнул он. – Что значит «не вовремя»? Ты всегда вовремя, и чем чаще ты звонишь, тем лучше. – В голосе его звучала такая нежность, что у нее перехватило дыхание. – Как твои дела? – спросил отец.

– Прекрасно. Мама здорова?

– Да, она в своей комнате. Позвать ее?