Элиф Шафак - Три дочери Евы

– Надо сделать пару дубликатов, – сказала Ширин, жонглируя связкой ключей. – Чувствую, это будет увлекательно.

С этими словами она отперла дверь и шагнула внутрь. Мона шла следом, на пороге она чуть помедлила, чтобы войти с правой ноги. Губы ее шептали молитву:

– Бисмиллах ир-рахман ир-рахим.

Последней, отчаянно чихая и кашляя, вошла Пери. Хотя дом был полностью меблирован, комнаты показались ей полупустыми. Мысль о том, что теперь ей придется жить вместе с другими людьми и в любое время дня и ночи пересекаться с ними, хочется ей этого или нет, пугала ее. Не будет ли ей в тягость эта вынужденная близость, сумеют ли три девушки, не связанные родственными узами, жить как одна семья, не посягая на личное пространство друг друга? Пери пыталась отогнать тревожные мысли, но они упорно возвращались. Судьба – это рулетка, и крупный выигрыш получают лишь те, кто делает высокие ставки. Что ж, пусть будет что будет, вздохнула она про себя. Возможно, живя под одной крышей, они станут по-настоящему близкими подругами, даже сестрами. А возможно, их совместная жизнь обернется бесконечными размолвками, ссорами и взаимной неприязнью.

Если у домов бывает характер, то этому достался характер старого брюзги. Он вечно жаловался – половицы трещали, дверные петли скрипели, дверцы шкафов взвизгивали, холодильник вздыхал, кофемашина стонала при любой попытке привести ее в действие. Тем не менее он принадлежал им – до тех пор, пока они будут исправно вносить арендную плату. У подруг теперь даже появился свой маленький садик, где они с наступлением теплых дней планировали готовить барбекю.

Из трех спален на втором этаже две были примерно одинаковыми по размеру, третья – меньше и темнее. Пери настаивала на том, чтобы занять именно эту комнату, сочтя это справедливым с учетом своего скромного вклада. Она догадывалась, что Мона и Ширин за ее спиной договорились разделить расходы. Арендную плату взяла на себя Ширин, верная своему слову. Оплата счетов возлагалась на Мону, причем их ежемесячная сумма, скорее всего, не должна была существенно превысить ее плату за комнату в общежитии. Пери оставалось только вносить свою долю на покупку продуктов. На таких условиях она ни за что не согласилась бы занять другую комнату, кроме самой маленькой и неудобной.

– Глупости! – возразила Мона. – Надо тянуть жребий. Кто вытянет самую короткую соломинку, поселится в маленькой.

– Значит, хочешь положиться на судьбу? – недоуменно покачала головой Ширин.

– А ты что предлагаешь?

– Кое-что получше, – расплылась в улыбке Ширин. – Меняться комнатами. Каждый месяц собирать вещи и перебираться на другое место, как кочевники. Будем как гунны, только мирные. И никому не обидно.

– Спасибо вам обеим, но я не согласна, – упрямо заявила Пери. – Или я буду жить в самой маленькой комнате, или не буду здесь жить вообще.

Ширин и Мона обменялись удивленными взглядами. Они никогда не слышали, чтобы Пери говорила так категорично.

– Ладно! – воскликнула Ширин. – Но с одним уговором: ты перестанешь париться из-за денег. Жизнь слишком коротка. К тому же неизвестно, кто у кого останется в долгу в итоге. Может, ты преподашь мне какой-нибудь бесценный урок, а?

Они разошлись по комнатам и следующие несколько часов провели, распаковывая вещи и обустраиваясь на новом месте. Несмотря на размеры и скудную меблировку, Пери сразу очаровала ее комната, окно которой выходило в сад. Больше всего ее поразила массивная деревянная кровать с пологом на четырех витых столбиках, наверняка антикварная. Забравшись в нее и задернув балдахин, она представила, что едет в старинной карете, запряженной лошадьми. Еще в комнате была уютная ниша у окна, куда она сразу переставила кресло, определив это место как уголок для чтения.

Когда подошло время ужина, Пери постучала в дверь Моны, ее комната была напротив. Девушки спустились в кухню, чтобы приготовить их первую совместную трапезу. К их удивлению, там уже сидела Ширин. На столе стояли бутылка вина, пакет яблочного сока, блюдце с оливками и три бокала.

– Ну что, будем праздновать! – воскликнула она. – Три молодых мусульманки под одной крышей! Грешница, Правоверная и Сомневающаяся!

Повисла короткая пауза, пока Мона и Пери решали, кому предназначается каждое из прозвищ.

– За нашу дружбу! – провозгласила Пери, поднимая бокал с вином.

– За наш коллективный экзистенциальный кризис! – подхватила Ширин.

– Говори за себя! – покачала головой Мона, потягивая яблочный сок. – Лично у меня никакого кризиса нет.

– Ты просто не признаешься, – сказала Ширин. – Сейчас все мусульмане переживают кризис идентичности. Особенно женщины. А уж такие, как мы, тем более.

– Это какие же?

– Те, кто впитывает влияние других культур. Мы задаем себе философские вопросы. Жан-Поль Сартр отдыхает! Ты только вникни! Да у нас такой экзистенциальный кризис, какого ты отродясь не видела!

– Мне не нравятся такие разговоры, – сказала Мона, садясь на стул. – С чего ты взяла, что мы чем-то отличаемся от других? Тебя послушать, так мы прилетели с другой планеты.

Ширин одним глотком допила вино, остававшееся в бокале.

– Эй, сестренка, очнись! В этом мире полно психопатов, которые творят жуткие вещи во имя религии. Нашей религии. Может, уже не моей, но твоей точно. Неужели тебя это не волнует?

– А какое это имеет отношение ко мне? – процедила Мона, сердито выставив вперед подбородок. – Ты ведь не просишь каждого христианина извиняться за ужасы инквизиции?

– Может, и просила бы, живи мы в Средние века.

– А что, сегодня христиане и иудеи превратились в бескрылых ангелов? – все больше распалялась Мона. – Ты когда-нибудь проходила через контрольно-пропускной пункт в Газа? А о геноциде в Руанде ты слышала? О резне в Сребренице? Ты же не считаешь, что все христиане в мире виноваты в этих ужасах? Конечно нет! Почему же ты винишь всех мусульман в кровопролитиях, учиненных горсткой маньяков?

– Прекратите, прошу вас! Зачем нам ссориться в первый вечер в новом доме! – взмолилась Пери между приступами кашля. Она чувствовала, что у нее поднимается температура.

Но Ширин не унималась.

– Кто спорит, среди христиан и иудеев тоже полно придурков, и мы должны осуждать любые проявления нетерпимости, независимо от их происхождения. Но ты не можешь отрицать, что именно сейчас больше всего фанатизма как раз на Ближнем Востоке. Разве в Египте женщина может пройтись по улицам одна и не подвергнуться сексуальным домогательствам? Даже днем, не говоря уже про вечера! Я лично знаю женщин, к которым приставали во время паломнических поездок. В святых местах! Средь бела дня! На глазах у саудовской полиции. Женщины молчат о таких вещах, потому что им стыдно. Но почему должно быть стыдно нам, а не тем, кто нас унижает? И это только один вопрос из чертовой уймы вопросов, на которые мы должны получить ответ.