Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

Естественно, мой перевод в колонию «Уранус» произошел почти мгновенно. Но если бы вместо того, чтобы отправлять меня на «Уранус», меня бы привезли к министру обороны и министр сказал бы мне: «Вот настоящий коммунист! Партия доверяет тебе! Мы производим тебя в чин генерала и назначаем тебя начальником пропаганды всей армии», – что было бы со мной тогда? Может быть, я стал бы в миллион раз более бешеным и безжалостным, чем все те невежи с погонами генералов и полковников, которые надсматривают за нами на «Уранусе»! Ибо идеология, будь она коммунистическая, капиталистическая, колониалистская или империалистская, подобна браку, о котором говорит Павел: «Соединен ли ты с женой? Не ищи развода. Остался ли без жены? Не ищи жены» ( Павел, Первое послание к коринфянам, 7, 27 ).

Редьярд Киплинг умер в убеждении, что Британская Империя была высшей формой человеческой цивилизации, хотя и знал, сколь преступным был английский колониализм. Почему бы и мне было не верить в социализм? То был злой ангел, что принес меня на «Уранус», или то был мой добрый ангел? Он бросил меня сюда, чтобы погубить или чтобы спасти? Этот вопрос мучил меня иногда по ночам, когда я не мог спать. А таких ночей было немало. Какие я имел козыри перед моими фанатичными надсмотрщиками? Один все же был. И я, и они были занесены на «Уранус» одной и той же судьбой. Но я не разыгрывал свою карту повышения в звании. А они ее разыгрывали, и остались такими же негодяями!

Добираемся, наконец, до «ямы», на место бывшего стадиона, рядом с бараками штатских рабочих, которые давно ушли домой. Земля пропитана водой. Внизу уцелело несколько полос пористых каучуковых ковровых дорожек красного цвета, которые некогда устилали стадион. Военные собираются повзводно, поротно и побатальонно. Дождь не перестал, но, кажется, он уже не такой противный, а ветер утих. В свете мощных прожекторов, которые сияют над толпой, видно, как падают с неба мириады водяных капель. Тысяча восемьсот человек кашляют, волнуются, топают или сплевывают, и командиры выбиваются из сил, пытаясь их построить. Впереди, примерно в пятнадцати метрах, одетый в дождевой плащ, с капюшоном, надвинутым на глаза, неподвижно и угрожающе стоит командир, полковник Станку, окруженный штабными офицерами. Голос его звучит сурово:

– Выполнить перекличку кадров!

Команда переходит от человека к человеку: «Выполнить перекличку кадров! Выполнить перекличку кадров!»

Старший лейтенант Паскал, командир роты, проверяет нас. Мы, офицеры и младшие офицеры, все на месте.

Снова слышится голос командира, застывшего под дождем в той же позе, с руками за спиной и капюшоном, надвинутым на глаза:

– Доложите немедленно в письменном виде об отсутствующих кадрах и принесите листки бумаги ко мне. Быстро!

Дождь резко усиливается и льет как из ведра. Порывы ветра, который опять задул, бьют по рядам военных, выстроенных на плацу. Удивительно, что дождь нас преследовал все это время – с начала года и до сих пор. Он присутствовал на многих наших сборах, во время многих наших работ вне Дома. Всякий раз, когда нам приходится работать на улице, дождь начинает моросить, как будто хочет нас выжить отсюда, с «Урануса», чтобы вместе с ветром остаться единственными хозяевами на лесах и во всей колонии.

– Начинайте вечернюю перекличку! – снова раздается голос командира.

Командиры батальонов выходят на семь шагов вперед, поворачиваются налево-кругом и приказывают:

– Командиры рот, начинай вечернюю перекличку!

Командиры рот делают пять шагов вперед и командуют в свою очередь:

– Командиры взводов, начинай вечернюю перекличку!

Выхожу на три шага перед взводом, построенным в колонну, делаю налево-кругом и приказываю:

– Командиры групп, выполнять перекличку по группам!

После этого сразу иду к своему взводу. Командиры групп – Джирядэ, Бакриу, Гашпар, Тутикэ и Лунджяну приближаются ко мне. Под холодным дождем наши каски почти соприкасаются, и я им шепчу:

– Если отсутствует хотя бы один из солдат, я несу прямую ответственность, чтоб вы знали…

– Никто не отсутствует, товарищ лейтенант, – говорит Джирядэ низким голосом, – мы всех пересчитали. Куда мы, к черту, денемся, товарищ лейтенант? Эти больны на всю голову: держать нас здесь под дождем, делать перекличку…

Бакриу тоже вмешивается:

– Товарищ лейтенант, неужели они не хотят избавить нас даже от переклички под дождем?

– Не знаю! – говорю. – Если нагрянет сверхконтроль от секуритате, а люди не все, то ночью мы все шестеро будем ночевать на улице Рахова, в отделении секуритате, а завтра утром нас будут кормить настойкой из дубины.

Слышится нетерпеливый голос старшего лейтенанта Паскала:

– У вас все, товарищ лейтенант? Докладывай!

– Никто не отсутствует! Личный состав в сборе! – кричу я.

В других подразделениях докладывают в иерархическом порядке об отсутствующих военнослужащих (по уважительной или неуважительной причине). Силуэт командира, который застыл вдалеке, перед фронтом, в плащ-палатке с надвинутым на глаза капюшоном и руками, заложенными за спину, наконец двигается к нам.

Наверняка что-то не так, что-то случилось! Нам сообщат о новых приказах. Или наказаниях. Фактически для этого мы и собираемся. Никогда нас не собирали, чтобы похвалить кого-то, а наоборот, чтобы мы выслушали решения о наказаниях. Именно по этой причине, даже когда мы приходим на партсобрания или на ежедневные сборища, мы напоминаем разбойников, которые собираются для того, чтобы спланировать убийство или грабеж. А собрания – это центральный пункт всей нашей жизни, мы вращаемся вокруг них, как рукава галактики вращаются вокруг собственного центра. И не проходит дня, чтобы мы не собирались! Континенты могут погрузиться в океан под ударами сейсмического катаклизма, реки могут выйти из берегов, солнце может не взойти на следующий день, но собрания в воинской части не могут не состояться!

– Внимание!

Тишина становится еще более гнетущей, слышно только бормотание дождя. В свету прожекторов кажется, что лужи на стадионе вскипают. Голос командира звучит мрачно:

– В последнее время в нашей части снизилась дисциплина. Товарищ полковник Блэдулеску познакомит вас с некоторыми фактами по этой части. Предоставляю вам слово, товарищ полковник!

Инженер-полковник Блэдулеску выходит вперед, таща за собой огромный портфель. Это человек примерно шестидесяти лет, носит очки и иногда бывает не лишен чувства юмора. Несмотря на это, с ним опасно иметь дело или пытаться вступать с ним в разговор. Большая ошибка – судить о нем по внешнему виду.

– Я закончу быстро, чтобы вас не задерживать, – начинает полковник Блэдулеску.