Аманда Проуз - Дитя клевера

Судя по всему, сестра Мария не в первый раз в жизни произносила эту речь. Дот вспомнила вдруг, с каким достоинством держалась та молодая мать, сопровождая свою дочь Грейси. Она безупречно выполнила свой последний материнский долг по отношению к девочке.

— Нет, у меня хватит сил! Я отвезу его сама!

Два часа пролетели, как одна секунда. Дот в последний раз искупала сына, умиленно наблюдая за тем, как он сучил ножками в теплой воде. Потом осторожно помассировала его тельце нежной муслиновой салфеткой, присыпала промежность тальком, надела подгузник и непромокаемые трусики, а сверху — белые ползунки. Все в строгом соответствии с инструкцией. Она покормила его в последний раз и снова поднесла его лицо близко-близко к своему, вдыхая в себя полной грудью выдыхаемый им воздух.

Нарядная коляска уже поджидала их у дверей. Дот осторожно положила сынишку на тоненький матрас с едва заметной вмятиной посредине. Скольких еще малышей до ее Соломона видела эта коляска! Грейс, Софи, сотни и сотни других… Она тщательно заправила края одеяльца, чтобы малыш не почувствовал никаких сквозняков, потом подняла верх коляски и в последний раз взглянула на спящего ребенка, чтобы запечатлеть его образ в своей памяти на всю оставшуюся жизнь. В ногах сына она положила голубой комбинезон, цвета неба над островом Сент-Люсия. После чего медленно двинулась по коридору к выходу.

Она не заметила девушку на последних сроках беременности, копошащуюся с граблями на дорожке. Она вообще ничего не видела перед собой. Сил хватало лишь на то, чтобы с трудом переставлять ноги, вначале одну, потом другую. И с каждым шагом привратницкая увеличивалась в своих размерах, становясь все больше и больше. Вот она замедлила шаг, еще раз поправила одеяльце, приподняв его почти до самого подбородка малыша. Потом наклонилась еще ниже и прошептала:

— Будь мужественным, мой мальчик! Будь сильным! Все будет хорошо! Вот увидишь!

Соломон даже не пошевелился в своем безмятежном сне.

Дот постучала, открылась боковая дверь. Она закатила коляску внутрь и очутилась в помещении, очень смахивающем на зал ожидания. Несколько стульев офисного типа примостились возле стены. В остальном комната показалась Дот абсолютно голой. Разве что портрет папы Иоанна XXIII на одной из стен. В углу комнаты была еще одна дверь, а слева от нее — металлическая решетка с небольшой подвижной крышкой. Сестра Мария взялась за ручку коляски. В первую секунду Дот схватила ее за запястье. Еще пять минут! Еще хотя бы пять минут! И тут же с ужасом поняла, что ей всегда теперь будет не хватать этих пяти минут, и молча кивнула головой.

— Проследите, чтобы они забрали с собой этот комбинезончик! — прошептала она хриплым голосом, ибо каждое слово стоило ей невероятных усилий.

Сестра Мария круто развернула коляску и направилась к двери в углу комнаты. Негромко постучала. Дверь тотчас же распахнулась.

Хотя Дот и твердила себе, что не будет смотреть через зарешеченное отверстие в стене на тех людей, которые станут приемными родителями Соломона, она тут же припала лицом к этой решетке, слегка сдвинув крышку в сторону. Мужчина и женщина, намного старше нее, лет под тридцать. Красиво одеты, оба улыбаются. Профессор полуобнимает жену за плечи, словно подготавливает ее к предстоящей встрече с ребенком. Она, в свою очередь, тоже кладет ладонь на руку мужа. Ворот ее блузки застегнут брошью в форме камеи, на ней элегантный костюм цвета верблюжьей шерсти. За ними стоит сестра Кайна, сцепив руки на груди. Она явно довольна собой. Внезапно Дот чувствует, как в ней поднимается волна ненависти к этой женщине, которая смеет называть себя служкой Господа.

Миссис Дьюбос при виде коляски хватается рукой за подбородок. Дот видит, как ее глаза наполняются слезами. Странным образом у самой Дот глаза остаются сухими. Сестра Мария достает младенца из коляски и передает его на руки женщине. Дот чувствует сильный спазм в груди.

— Ой, Симон! — восклицает женщина. — Вы только взгляните на него!

Она подносит младенца к своему лицу и целует его в личико.

«Пожалуйста! Не целуй там, где целовала я! — мысленно молит ее Дот. Потом обращается уже к сыну: — Помни, Соломон, о том, что я тебе сказала! Я люблю тебя! Помни меня!»

Вдруг острая боль в животе, будто кто-то вонзил в него нож. Впервые за все те семь месяцев, которые прошли с тех пор, как Соломон бросил ее, она больше не вспоминает его лицо. Отныне и навсегда его образ из ее памяти вытеснил образ их маленького сына. Именно его ангельское личико она будет помнить теперь до самой смерти.

Неожиданно миссис Дьюбос подходит к решетке, Дот непроизвольно отодвигается назад. Ей не хочется, чтобы ее заметили. Женщина говорит, обращаясь в пространство, прижимая сына Дот к своей груди:

— У меня нет подходящих слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Огромное вам спасибо! От всего сердца спасибо! Буду рада послать вам фотографии или письмо…

Резким движением Дот закрывает крышкой отверстие в стене и безвольно опускается на стул, стоящий в углу. К чему эти слова? Все равно ведь у нее нет возможности получать и хранить фотографии сына. Ее родители сразу же придут в ярость при одном упоминании о такой возможности. Она сейчас чувствует себя такой отрешенной, странная легкость во всем теле. Такое ощущение, будто она парит под самым потолком и откуда-то сверху наблюдает за всем тем, что происходит здесь, внизу. За стеной слышны громкие голоса, восторженные восклицания. Следом долетает плач ребенка. Она затыкает уши и роняет голову на колени. Скорее бы закончилась эта пытка! Скорее бы…

Через пару минут в комнату заходит сестра Мария с коляской.

— Не могли бы вы, Дот, отвезти ее назад, в детскую?

Дот, подобно автомату, на негнущихся ногах поднимается со стула. Проводит рукой по матрасику, который все еще хранит тепло ее сына. Потом распрямляется, берется за коляску и выкатывает ее на улицу. Катит по дорожке, стараясь смотреть только перед собой, не думать о машине, стоящей у ворот, которая вот-вот умчит ее сына в новую жизнь. Конечно, у него будет гораздо лучшая жизнь, чем та, которую смогла бы обеспечить ему она сама. Но в самый последний момент, когда за ней захлопывается дверь привратницкой, она снова слышит плач малыша. Сынок! Глаза ее тоже наполняются слезами. Но что она может поделать?

Дот медленно вкатывает коляску в то крыло здания, где размещается детская. На входе ее поджидает сестра Агнесса.

— Давай мне, Дот! Дальше я сама отвезу!

Добрая сестра Агнесса! Она забирает коляску, слегка расправляет одеяльце и обнаруживает под ним, в самом уголке, небольшой лоскуток летнего синего неба. Дот проворно лезет рукой под одеяло и извлекает оттуда комбинезончик, который она так старательно шила для своего сына, аккуратно выверяя каждый стежок. Вот это уже действительно последняя капля!