Аманда Проуз - Дитя клевера

Дот медленно сползла на пол и закрыла лицо комбинезоном. Звук, который вырвался из ее горла, был похож на стон раненого животного, а следом полились слезы.

Сестра Агнесса присела на корточки рядом с ней и ласково погладила по голове.

— Тише, тише, моя родная! Все будет хорошо! Все будет хорошо!

— Я хочу своего ребенка! Хочу забрать его! Пожалуйста! Пожалуйста! Помогите мне!

— Что здесь за шум? — В дверях появилась сестра Кайна, как всегда, с неизменной, словно приклеенной, улыбкой на устах.

Дот с трудом поднялась с пола, держась рукой за стену. В другой руке она держала комбинезон.

— Шум, говорите вы? Потому и шум, что мое сердце разбито! Да, разбито! Вот вещица, которую я специально сшила для него! Единственная вещь, которая бы осталась у него на память обо мне! Единственная! И вы не отдали ее этим людям! А ведь знали…

— Буду с вами откровенна, мисс Симпсон! Неужели вы думаете, что такие люди, как профессор Дьюбос и его жена, захотят наряжать своего сынишку в такое?

«Своего сынишку!» Подумать только! «Их сын…» Какое-то время Дот молчала, собираясь с силами и приводя в порядок свои мысли. А потом медленно начала:

— Ничего не могу сказать насчет того, что подумают мистер и миссис Дьюбос! Я — не университетский профессор, не могу судить так, как они. Но вот что я вам скажу! Да, у меня нет образования, это правда! Но у меня за плечами жизнь! Настоящая, полноценная жизнь! В отличие от вас, сестра Кайна! А вы укрылись за стенами этого приюта, но тем не менее беретесь судить каждую девушку, кто переступает порог вашего заведения. А ведь всем этим девушкам нужна ваша помощь, у них так же, как и у меня, просто нет другого выбора. Да и вам ли судить других? Что вы знаете о жизни? Беретесь рассуждать о вещах, о которых понятия не имеете! Разве вы знаете, что такое любовь? Беременность? Мне вас жаль, сестра Кайна! Честное слово, мне вас жаль! Вам не дано испытать наслаждения лежать в объятиях любимого мужчины перед полыхающим огнем камина… И при этом переживать состояние полнейшего покоя и счастья. Вы никогда не будете танцевать под песню, которую будет петь для вас сама Этта Джеймс! Вы — не человек, вы — исчадие ада, сестра Кайна! Если бы не добрейшая сестра Агнесса, это место тотчас же превратилось бы в самый настоящий ад. И вы еще что-то там твердите о том, что ваш бог — это бог всепрощения. Что ж, когда наступит час судить вас, помните, вам есть за что просить прощения. Злая, порочная ведьма!

Еще никто и никогда не разговаривал с сестрой Кайной в таком тоне. Она буквально онемела, ошарашенная тирадой Дот. Когда же она наконец пришла в себя, то лишь легкое дрожание пальцев на руках выдавало ее внутреннее волнение.

— Сестра Агнесса! Окажите любезность! Помогите мисс Симпсон упаковать свои вещи! И проводите ее до ворот! Она и так более чем злоупотребила нашим гостеприимством.

Часом позже у ворот приюта стояла очень необычная пара друзей. Сестра Агнесса смотрела куда-то вдаль и говорила, не обращаясь ни к кому конкретно. Глядя со стороны на ее прямую спину, стиснутые на груди руки, отрешенный взгляд, можно было бы даже подумать, что она распекает молодую девушку или очень холодно прощается с нею.

— Хочу, Дот, дитя мое, чтобы ты поняла, что твоя жизнь не кончается сегодня.

— Понимаю! — Дот взглянула на нее запавшими глазами.

— Я уверена в этом, Дот! Поверь мне, моя дорогая! Впереди у тебя еще долгая жизнь, не сомневаюсь, что в ней будет и много хорошего. Но вот что я скажу тебе на прощание! Не отворачивайся от Бога, не поворачивайся к Нему спиной! Даже в состоянии гнева, злости, обиды… помни! Бог всегда рядом! И Он всегда придет на помощь, если тебе это будет нужно. Ты родила на свет красивого мальчика, ты сегодня одарила таким необыкновенным счастьем бездетную семью… В их глазах, в их сердцах ты навсегда останешься их ангелом-хранителем. К тому же ты обеспечила своему ребенку такие великолепные возможности для дальнейшей жизни. Ты — замечательная девушка, Дот!

— А ведь он правда очень красивый, да?

— Да, моя дорогая! Он очень красивый! Мне так повезло, что я встретила тебя на своем жизненном пути и сама тоже стала частью твоей жизни. Желаю тебе только всего самого доброго! Удачи, любви, счастья… Господь с тобою, Дот Симпсон!

Дот кивком головы попрощалась сквозь слезы, застилавшие глаза, и благодарственно сжала руку сестры Агнессы.

— Спасибо вам за все! Я вас никогда не забуду!

— Забудешь, моя девочка! Обязательно забудешь! И хорошо сделаешь!

Дот вошла в автобус, следующий маршрутом до станции Ватерлоо, села, зажав чемоданчик между ног. Странное ощущение — снова оказаться в городе. В приюте было так тихо, жизнь за высокими стенами, отгораживающими от окружающего мира, текла там совсем иначе. Она уже успела отвыкнуть от криков людей, от резких сигналов автомобильных клаксонов, невольно вздрагивая от визга тормозов и скрежета металла по мостовой. Нормальная городская жизнь пугала. Оказывается, за эти месяцы Дот попросту разучилась быть среди людей, сливаться с толпой и растворяться в ней. А ведь именно в толпе проще всего затеряться, стать незаметной. То, что ей сейчас и надо.

Спустя два часа после своего отъезда из Баттерси она уже тряслась в рейсовом автобусе под номером двести семьдесят восемь, который вез ее домой. Рассеянно глазела в окно на знакомые пейзажи. Вот проехали «Купеческий дом», и она даже успела подсчитать число ступенек, по которым несколько месяцев тому назад карабкалась в надежде разузнать новости про Сола. «А я думала, что он тебя обо всем проинформировал. Он не вернется сюда. Он уехал домой. Навсегда!» Странно, но ничего не шевельнулось в сердце Дот, когда она вспомнила эти слова матери Сола. У нее не сжалось сердце, не захотелось плакать… Теперь у Дот есть более весомые поводы для слез! Она успела испытать гораздо, гораздо более сильное горе, чем разлука с любимым.

Вот и знакомая с детства Нэрроу-стрит. На какое-то время Дот замешкалась, поплотнее укутав шарф вокруг шеи и запрятав в него подбородок. Ноябрьские холода уже давали о себе знать. Все эти улицы и улочки хожены-перехожены ею с детских лет. Она знает их до мельчайших подробностей, видела в любую пору года — и в дождь, и в снег, и в слякоть. Она может найти дорогу домой даже с закрытыми глазами, но сегодня чувствует себя здесь чужой. Нет больше той малышки, которая весело играла со своими сверстниками из соседних домов, возвращаясь домой перемазанная грязью с ног до головы. Нет больше той девочки-подростка, которая стащила тайком мамины выходные туфли на каблуках, чтобы покрасоваться в них на школьном вечере. Как же она тогда не переломала ноги, ковыляя по булыжникам мостовой! Увы-увы! Дот прежней больше нет! Будто пелена вдруг спала с ее глаз, и она увидела всю свою прежнюю жизнь без прикрас, во всем ее убожестве и нищете. Одно дело, когда воспринимаешь окружающее сквозь нечеткие линзы очков, сквозь розовую вуаль юности. Они размывают застарелую грязь, делают незаметными все детали нищенского существования, и тогда, да! — оно, это существование, кажется вполне сносным и даже до какой-то степени комфортным. Но теперь пелена спала, а вместе с ней рассеялись и все иллюзии касательно того, как именно протекала ее жизнь в родительском доме на Роупмейказ-Филдс.