Ирен Роздобудько - Пуговицы

Мигель расхохотался и сделал знак официантам.

Те мгновенно испарились с веранды, оставив возле нас трехъярусный поднос.

Ели, как и ехали, — под безудержные комментарии Мигеля по поводу того или иного блюда, в которых он разбирался, как профессиональный повар.

Мы вежливо кивали головами, жевали, улыбались и задавали вежливые риторические вопросы, чтобы не обидеть радушного хозяина.

Конечно, для двоих из этой веселой компании кулинарное кишкоблудство сводилось к одному: как можно быстрее освободиться и уйти к цветущей «виллидж», маячившей внизу, чтобы разнести ее вдребезги в поисках одной оторванной пуговицы!

Этими двумя были я и Елизавета Тенецкая…

…Фаршированный каплун, которого вывезли на подносе, как китайского императора, действительно имел угрожающий поджелудочной железе вид. Им могла бы наесться целая армия. А мы уже были сыты после десятка закусок.

Я беспомощно посмотрел на Дезмонда, тот — на Елизавету. Она поняла без слов.

Наши желудки требовали отдыха!

Госпожа Тенецкая начала «светскую» беседу, которая за пару минут благодаря ее мастерству задавать вопросы и живо реагировать на ответы переросла в непринужденный разговор, в котором, казалось, принимал участие и наш роскошный каплун.

Я делал заинтересованный вид и тоскливо всматривался в «марсианские» пляжи.

Набережная вспыхнула иллюминацией.

Красное солнце уже наполовину сидело в воде.

В плотной зелени «gated community» тоже загорелись огоньки.

Вероятно, визит туда придется отложить до утра, с досадой подумал я, вполуха слушая, как Дезмонд договаривается с Мигелем о показе нашего фильма жителям отеля.

Я почти выпал из разговора, наблюдая за жизнью набережной, прислушиваясь к музыке живых оркестров и мечтая поскорее оказаться у себя в номере на широкой двуспальной кровати. Дальний перелет сказывался. Мы дремали.

Глаза, завороженные ритмичным накатом длинных океанских волн, начали слипаться.

Почти в полусне я услышал, как Мигель с резким звуком отодвинул свой стул.

— Сейчас, сейчас я вам ее покажу! — сказал он, обращаясь к Лизе, которая, вероятно, задала ему какой-то вопрос.

Вскочил и выбежал за дверь.

Возвращаясь к действительности, я вопросительно посмотрел на друзей.

— Что случилось?

— Лиз спросила у него о семье, — пояснил Дезмонд.

— И он приведет их всех сюда? — поморщился я.

После дороги и сытной пищи с обильной выпивкой я не имел никакого желания знакомиться с родственниками Мигеля.

Дез покачал головой:

— Они все погибли в Пхукете. Во время цунами две тысячи пятого. Жена и двое детей. Он отправил их отдыхать. Сам достраивал отель. Теперь считает себя виноватым.

Итак, за живостью тучного весельчака таилась своя история.

— А куда он побежал? — спросил я.

— Сейчас увидишь, — вздохнул Дезмонд. — Он показывает это всем. Но я был уверен, что для Лиз сделает исключение.

Через несколько минут Мигель вернулся, неся под мышкой планшет.

Сел возле Лизы, приглашая нас с Дезом присоединиться.

Мы склонились над экраном.

Мигель нажал нужные кнопки, и перед нами замелькали кадры домашнего видео: пляж, фигурки людей на берегу, панорама небольшого отеля с многочисленными бунгало на высоких сваях.

Все было снято небрежной рукой оператора-любителя.

Мигель живо комментировал увиденное:

— Вот, видите? За пять минут до цунами! Эти кадры я выкупил у одной телекомпании за десять тысяч долларов — они монтировали фильм с любительскими съемками свидетелей.

Мало что понимая, мы смотрели, как на наших глазах с пляжа отступает вода, будто какая-то мифическая рыба быстро впитывает ее в пасть.

— Видите? — захлебывался Мигель, указывая пальцем на экран. — Воды уже нет метров на сто! А люди радуются! Посмотрите — ходят по дну, ракушки собирают… Глупые, глупые!

По пляжу действительно бродили люди разного возраста.

Некоторые с интересом наблюдали за отступлением воды, кое-кто пытался догнать волны и нырял в них, некоторые продолжали лежать в шезлонгах под зонтиками, дети бегали по влажному песку, собирая морскую живность.

— Ну дураки… — с непонятным восторгом лихорадочно комментировал Мигель, тыча толстым пальцем в экран. — Никому не пришло в голову, что воду впитывает цунами! Смотрите — официант несет коктейль!!!

Он почти смеялся, и Лиза положила ладонь на его широченное запястье.

— Глупые… — приглушенно выдохнул Мигель, словно укрощенный этим прикосновением.

И больше не комментировал.

Мы и сами видели, как так же быстро вдалеке начинается обратное движение воды.

Нарастает. Клубится. А на горизонте медленно вырастает длинная черная волна…

Через мгновение она выросла и удлинилась по всей ширине горизонта.

Кто- то — тот, кто держал камеру, — с удивлением, но без страха или тревоги в голосе заметил, что вода прибывает слишком быстро и стоит предупредить тех, кто гуляет по мели, чтобы они вернулись ближе к берегу.

Очевидно, он говорил о тех, кого снимал в этот момент: женщина в красном купальнике держала за руки двоих детей и стояла на берегу, вглядываясь в нарастающую волну.

Мгновение настороженной тишины неожиданно прервалось криками, движением, безумными прыжками камеры.

Последний более или менее четкий кадр, зафиксированный любителем, был таким: волна, которая наконец выросла, с невероятной скоростью покатилась вперед.

Толпа людей, прогуливавшаяся вдоль освобожденной от воды мели, со всех ног помчалась назад.

Но было поздно.

Камера сфокусировалась на женщине с детьми, оператор успел вскрикнуть: «О, майн гот!» — и три фигурки в один миг исчезли в пене высоченной мощной волны, которая бросилась догонять (и догнала!) других…

Мигель нажал на паузу.

Изображение застыло.

Остановленная его рукой волна замерла.

— Это была она, Энни… — сказал Мигель, поглаживая экран в том месте, где минуту назад виднелись три фигурки. — Я ее сразу узнал, когда фильм показали. Теперь знаю, каким было их последнее мгновение…

Я видел, как Лиза сжала его запястье.

Наступила тишина.

— Выпьем, — сказал Дез. — Они были замечательные…

Мы молча выпили.

Мигель закрыл планшет и улыбнулся, очерчивая рукой пространство:

— Теперь она — везде…

Я бы никогда не подумал, глядя на этого полного энергии здоровяка, что за его статным фасадом кроется трагедия.

Собственно, такие же невысказанные трагедии кроются и за закрытыми створками у многих других.

Думаю — у всех. У каждого — свое…

Разве я сам не вспоминал постоянно тот никем не зафиксированный момент, когда выпроваживал Лику в последний поход?

Вероятно, и Елизавета думала о чем-то подобном.

Вероятно, нечто подобное мог вспомнить и Дезмонд Уитенберг.