Наум Ним - Юби: роман

– Книгами перечитался, – довольно злобно набросилась Надька. – Это там, чуть что не так, каждой бабе воду суют. Задолбали уже своей водой. Лучше водки налей.

– Так нету, – засмеялся Йеф. (Если Надька злится – с ней все будет нормально.) – Вот, может, Недомерок найдет – тогда налью…

Тут Йеф углядел совсем дикое. Соседи, болтающиеся праздными зрителями по его дому, нагло упрятывали всякие разные вещички в свои карманы или за пазуху.

«Возможно, им стало донельзя утомно это пустое ожидание запрятанных сокровищ, но это не означает, что можно так нагло прибарахляться чужим добром. В голову не укласть: одни ищут невесть что, другие гребут что ни попадя».

– Эй, опомнись! – одернул Йеф Степаныча, приладившего под свой завхозовский халат жостовский цветастый поднос.

– Не шуми, – укоризненно выговорил ему Степаныч. – Тебе зараз это усе без надобности. Тябе упекут, а это усе немедля конфискуют. И с Сергеевной мы обо всем договорились, так-то вот. К тому же не на зусим берем, а только от конфискации, а возвернешься – и все назад, с радостью… А ты шумишь – даже перед людями сар о мна. Люди издал я приехали по сурьезному делу, а ты нас сар о мишь…

– Надька, смотри, чего творится, – попытался Лев Ильич остановить разграб. – Ты что, вправду им разрешила?

– Нам здесь не жить, – отвернулась от его слов Надежда Сергеевна.

– Да нет же, – бросился переубеждать Йеф, – первое время именно здесь. Работа и жилье – все есть, почему не жить?.. Потом переедешь, когда найдешь что другое, а пока не надо рушить, что есть…

– Это тебе не надо было рушить, – почти равнодушно отмахнулась Надька.

Ничего существенного на обыске не нашли. Изъяли письма, старые Йефовы записи, машинописные стихотворные сборники, разрозненные страницы каких-то опусов. Ерунда, одним словом. Недомерок и сам понимал, что мелочь, и потому, когда Сергей Никанорович осмелился напомнить про найденные им вредные книги, так на него рявкнул, что тот присел, но, видимо, чего-то просек и телефон начальника не потребовал.

Внизу, у черных легковушек, собрались отбившиеся от воспитания ученики интерната. Все классы под страхом наказания согнали в актовый зал для просмотра кино, но кино показать не могли: Йеф был занят на обыске, а более никто не умел сладить с аппаратурой. И все равно из актового зала никого не выпускали. Ждали директора, который объявит про кино – когда и какое. А что тут объявишь? Не скажешь ведь, что Недомерок приказал, чтоб никаких демонстраций.

Короче, около машин толкотались только Махан, сбежавший от Ирины Александровны, и мальчишки из четвертого класса, потому что у них заболела воспитательница и некому было отвести их в актовый зал для просмотра кино. Все знали, что Йефа на этих машинах повезут в тюрьму, и почти все отчаянно ему завидовали, потому что тюрьма – она еще когда будет, а на машине Йеф помчит прямо сейчас – быстро помчит…

«Главное, не показать им, какой мандраж на меня напал… Ну разумеется, – на заднее сиденье, и двое с маузерами по бокам… А у них на самом-то деле есть маузеры или что там теперь? Неужто и вправду, как в кино, – ехали сюда на операцию с пушками?.. Лихо мчим!.. Куда мчим? Нет ответа? – есть ответ. Туда и мчим, где ночи не спят и колготятся, чтобы уступали нам дорогу другие народы и государства. Надеюсь, что я не избледнел, а то эти уроды возгордятся… Может, попросить их притормозить в Витебске – сигареты купить? В пачке совсем ничего… Нет, не буду их радовать просьбами. Противно. И если откажут и если разрешат. Придется потерпеть без курева… А вдруг они там все-таки метелят на своих допросах? И что тогда? Если так, то надо сразу, как Серега советовал: бросаться встречно и колотить, рвать, не сдаваться. Вряд ли без приказа сверху затопчут в смерть. Отступятся…»

– Никита Георгиевич, – просительно обратился водитель к сидящему рядом с ним Недомерку, – как бы праздничный паек получить?

«Вот так номер: он даже в учителя пошел под чужим именем. Ну точно, как на войне в тылу врага… А что удивительного? Может, мы все им потенциальные враги? И они, стало быть, всю жизнь в тылу врага?»

– Так, Никита Георгиевич, замолвите словечко. Я же в отпуске был, вот и пропустил – уважительная причина.

– Ладно-ладно, получишь свой паек, напомни в понедельник утром.

– Во спасибо! Век не забуду. А то жена ноет-ноет, а что ей сказать? Она же, дура, еще подумает, что кому-то другому отволок – навыдумывает всякого… Да, Никита Георгиевич, там в бардачке маршрутный лист – подпишите сразу, а то закрутимся-забудем, а уже конец месяца, и все листы…

– Хорошо-хорошо, я понимаю, – остановил Недомерок болтовню шофера. – Постой, Иваныч, что это ты тут нарисовал 200 километров? До Богушевска всего 40. Ну, с накрутками – пусть 50 и обратно 50. Получается сотня – не больше.

– Да что там мелочиться, Никита Георгиевич? Сами знаете, как сейчас с бензином – не заправиться. А на дачу в выходные? Вот к вам на дачку ездили на Первомай, помните?

– Ладно, не дави, – согласился Недомерок, подписывая бумаги.

– А вы не опасаетесь, товарищи офицеры, – с удивлением услыхал Йеф свой собственный голос, – что, идя и дальше по дорожке финансовых махинаций, вы скоро пересядете на мое место?

Дальнейший путь прошел в молчании и только по въезду в Витебск затрещал автомобильный радиотелефон.

– Лесная школа! Лесная школа! Вызывает управление. Ответьте, Лесная школа!

Недомерок аж вспотел от собственного ора. По-видимому, связь была исключительно односторонней, и его не слышали.

Наконец, остановились. Льва Ильича завели в здание Управления, на стене которого висела табличка: «Министерство культуры БССР. Памятник культуры. Строение XIX века. Дом губернатора. Охраняется Министерством культуры».

«Министерство безопасности охраняется Министерством культуры, – подумал Йеф и окончательно успокоился. – Дурдом…»

Несколько неожиданно для себя Лев Ильич принялся блажить сразу по входе в управление – прямо у поста дежурного.

– Требую отметить, что меня задержали незаконно и доставили силой. Никакого постановления о задержании…

– Сейчас все будет, – равнодушненьким голоском охолодил Йефа постовой прапорщик. – Все сейчас постановят и все предъявят. Не волнуйтесь!

Как-то сразу расхотелось скандалить.

«Да черт с ними и с их законностью… Не надо распыляться на разные мелочи. Надо настраиваться на главное бодалово… А что, если все-таки метелят? Тогда худо. Тогда по-Серегиному…»

– Ты нахрен, пля, привез мне этого звездобола? Сми-ирна!.. Как стоишь, пля? Совсем службу забыли. Все ля-ля в голове… Я те, пля, все эти ля-ля повыбиваю…

Полковник орал, сам не понимая что и, главное, зачем. Орал, чтобы проораться, прочистить легкие, наладить дыхание и кровообращение.