Наум Ним - Юби: роман

– Я вот о чем подумал, товарищ полковник, – не выходя из «смирно», выдавил Недомерок. – Тут такое…

– Тебе кто думать разрешил, пля со стадиона, вша физкультурная? – надсаживался начальник, чувствуя себя все лучше.

«Все-таки начальникам на Руси очень хорошо живется – всегда есть за счет кого восстановить здоровый и бодрый дух… Вот поэтому для гармонии общества почти все подчиненные кому-нибудь да начальники… А про вшу стадионную он зря – это же легенда такая. Я, что ли, выбирал себе место физрука?»

– Что мне с ним делать? – несколько успокоился полковник и сел за свой стол. – Улик никаких, пля. – Он взрыхлил веером пачку бумаг, изъятых у Йефа. – Постановления на арест не получить, а задерживать я его сам не хочу. Слышишь, пля вонючая? – Не хочу… Уже в понедельник какая-нибудь гнида отрапортует туда о самоуправстве, пля. – Полковник мотнул головой куда-то в сторону белого телефона. – И нарушениях законности… Да, может, ты и отрапортуешь. А может, и не в понедельник, а сегодня же.

– Никак нет, – повторял Недомерок на каждое полковничье предположение о такой рапортооборотистости. – Я вот что хотел сказать…

– Ну, – благодушно позволил полковник, закуривая сигарету.

– Это-то и улика, что нету улик, – затараторил Недомерок, самовольно перейдя почти что в «вольно»… – Вот приди сейчас с обыском к любому – обязательно что-нибудь да найдется из запрещенного: не самиздат, так тамошние… Да хоть Высоцкий с Галичем, да хоть Войнович! Честное слово, к любому иди… к нашим даже… у любого найдем…

– Ты на кого намекаешь? – прищурился начальник. – У меня ты шиш найдешь.

– Так и у меня шиш, но что-то найдем…

– Ну говори-говори, что ты там бормочешь, ясно говори. – Начальник протянул Недомерку пачку сигарет.

– Так это и подозрительно. – Недомерок не сразу ухватил сигарету дрожащими пальцами. – У любого есть, а у гражданина Прыгина нету. Ничего нету. Вот я и спрашиваю, он что, дурнее других? Нет, не дурнее. Может, он тогда твердолобый коммунист? Ни в каком виде… Так почему у него нет никаких улик?

– Ну и почему? – поддался на приманку заинтригованный начальник, которому слова Недомерка напоминали что-то знакомое – разговор какой-то из книги или из фильма. (Какая книга? – книг он лет двадцать не читал. Тогда кино какое-то… не вспомнить…) – Ну и почему? – повторил полковник.

– А потому что он – настоящий враг. Не болтун-антисоветчик, а матерый вражина, прошедший школу конспирации, – подготовленный и опасный.

– Да ладно врать, – отмахнулся начальник.

– А почему тогда? – переадресовал полковнику его же вопрос Недомерок.

Полковник не знал.

– Вот то-то и оно, – удовлетворенно подытожил капитан. – Все сходится: связи по всей стране и даже по миру, улик нет, и бомба где-то там… А вдруг она уже тикает?..

Перспективы завораживали…

Решали-рядили-удумали: Прыгина освободить и оставить под присмотром капитана, а в понедельник с утречка капитан подаст подробный рапорт на имя начальника об этом деле и о соображениях по продолжению операции; рапорт немедленно пересылается в Минск, а там пусть решают…

«Понятное дело – отстойник… Спасибо, что не “стакан”, а вполне просторный бокс – даже присесть можно… Странно, что без обыска и сразу в бокс. Ремень, часы – все при мне… А если я себе кирдык устрою? Чего они тогда запоют?.. Хрен устроишь – постовой каждую минуту глазком шуршит… Да ведь и сигареты при мне – можно закурить. А если тут нельзя? Плевать! Если нельзя – часовой запретит… С сигареткой другое дело… Жаль что их – кот наплакал… Что дальше? Скоро отведут в камеру?.. По правилам должен быть допрос, а уж потом в камеру, и – отдыхай… А если метелят?..»

– Выходите, Лев Ильич, – пригласил Недомерок. – Идемте за мной.

«Во как!.. Почему не впереди? И почему не скомандовал “руки за спину”?.. Странно. Значит, Недомерок будет допрашивать. А я думал, что теперь будет другой… Ведь оперативная часть этого балета закончилась. Или нет?.. Да пусть и Недомерок. Давно не виделись, Леонид Валентинович… Нет, он же как-то иначе именуется… Не вспомнить как. Да и хрен с ним – не разговаривать же… Правильно – не разговаривать. Пусть оботрется».

– Присаживайтесь, Лев Ильич. Закуривайте. – Недомерок придвинул пепельницу. – Знаете, почему мы вас попросили приехать? Молчите? Не хотите разговаривать? А я все равно скажу. Хотим вас предупредить. Серьезно предупредить. – Он сбился, увидав насмешливый взгляд Йефа. – Я знаю, что вы уже получали официальное предостережение два года назад в Москве. За это время многое изменилось. Да и вы изменились. Я просто обязан вас предостеречь…

Приходится пояснять для непосвященных. В то время диссиду вычесывали двумя гребенками – статьей 70 Уголовного кодекса и статьей 190-прим. Хватало и других статей, включая провокации и подбросы всякого запретного, но в основном теми двумя гребенками. В их формулировках был общий пассаж: «распространение заведомо ложных, клеветнических измышлений, порочащих…» – и далее там всякое. Юристы-буквоеды (в основном не наши, а закордонные) доходчиво объясняли, что судить по этим статьям мало кого можно. Только тех, кто, распространяя информацию, знает, что она ложная. А тех, кто считает ее правдивой, – судить нельзя, потому что исчезает главное содержание вины – та самая заведомость лжи и клеветы. Нашим правоведам, понятное дело, обидно. Мы тоже хотим во фраках среди мировой юридической элиты чаи попивать. Вот они и придумали: кандидата на вычесывание доставляют в контору и там ему официально объявляют, что его действия, по сути, – распространение лжи и клеветы, то есть теперь он об этом знает, и если не угомониться, то можно его вязать и паять ему ту самую заведомость лжи. Так и делали. Хватали, везли, предупреждали. Использовали это и для сопутствующих целей – запугать, сломать, поиздеваться, но это у них всегда сопутствует, а основным была попытка устранения того юридического тупика с заведомостью. Только ничего это предостережение не устраняло. Если я все равно считаю свою информацию правдивой, то она никак не станет заведомо ложной ни от каких предупреждений. Тем не менее, прежде чем человека изъять из его жизни, его предостерегали. А может, и наоборот. После предостережения его очень быстро изымали. Вот и Йеф слинял из Москвы именно после этой гебешной процедуры…

– Не верите? – пытался наладить дружескую беседу Недомерок. – А я сейчас с риском для карьеры защищал ваши интересы: уговорил начальство вас отпустить.

«Врет!.. Врет?.. Конечно, врет… Но как ловко – из жарка в холодок!..»

– Я ведь к вам, Лев Ильич, всей душой. И здесь, среди своих коллег – всегда за вас. И в школе… – Недомерок всеми силами пытался растопить лед, и упорное молчание Йефа только доказывало ему, что перед ним враг и матерый… – Ну признайтесь хотя бы в одном – зачем вам бомба?..