Виктория Токарева - Дерево на крыше [сборник]

Анюта сгорала со стыда. Ей было неудобно перед родителями. Ромка – муж и отец – не обнаруживал никакого интереса к потомству. Вел себя равнодушно и отстраненно, как селезень на пруду. Никакого внимания к выводку.

В квартире накрыли стол. Пришлось оторваться от финала и присоединиться к гостям.

Водка стояла на столе в запотевших бутылках, переливалась голубым, перламутровым, как драгоценный камень опал. И даже на вид была холодной.

Произнесли красивый витиеватый тост в честь новорожденной. Пришлось опрокинуть рюмку, иначе было невежливо. Потом пили в честь родителей – Анюты и Ромки, – в честь дедушек и бабушек.

Александр пытался тормозить Ромку, но скоро понял, что это бесполезно, и сам устремился в блаженный запой, как горнолыжник с высокой горы.

Запой уводил от реальности. И сценарий уводил от реальности в вымышленную жизнь. Ромка и Александр не умели жить в реальности. Им было там скучно. Гораздо интереснее придумать свою страну, населить ее своими людьми и заставить их жить по своим законам.

Жизнь катилась по накатанной колее.

Иванушка рос и радовал каждый день.

Александр оставался ребенком, при этом трудным ребенком. Как говорят французы: анфан террибль. Он мог встать среди ночи и отправиться в аэропорт. Аэропорт был единственным местом в Москве, где можно было достать бутылку водки. Буфет работал круглосуточно. Такова была Москва шестидесятых годов.

Александр, мучимый похмельем, вставал среди ночи и шуршал в прихожей. Одевался.

Вера покорно поднималась и, не говоря ни слова, тоже одевалась, чтобы сопровождать Александра в аэропорт. Быть рядом. Мало ли что может случиться с пьяным человеком.

И случалось. Однажды Александр упал, не заметив ступеньку, и сломал себе копчик. После этого он два месяца спал на полу. Врач рекомендовал жесткую поверхность.

Вера тоже спала рядом на полу. Делила участь.

Вера относилась к Александру как мать к своему сыну. Она и была запасной матерью. Марго это устраивало. Марго опасалась, конечно, что Александр влюбится в какую-нибудь молоденькую вертихвостку. Но они (Марго и Вера) ему это разрешат. Как регулируемую шалость. Главное – семья, клан, здоровье Иванушки и успехи Александра. А все остальное приходяще. И уходяще.

Обычно чего боишься, то и случается.

Александр влюбился в молоденькую вертихвостку. Ее звали Нэля. Конечно, актриса. Кто же еще…

Нэля не была вертихвосткой в обычном понимании этого слова. Она не вертела хвостом влево и вправо. Просто она была очень красивая и добрая. Если кто-то влюблялся и изъявлял желание, Нэля проявляла сочувствие. Она была детдомовская и научилась ко всему относиться просто.

Нэле в ту пору было двадцать пять лет, но выглядела она на четырнадцать. Юная, тоненькая, с формами. Губы припухшие, как будто наелась киселя.

Александр впервые увидел ее на телевизионном экране и напрягся. Ему захотелось обнять, утешить, защитить, целовать эти губы.

– Кто это? – спросил Александр у Веры, не отрываясь от телевизора.

Вера глянула коротко:

– Нэлька Субботина. Замужем. Ребенок есть.

Главное было – донести, что Нэлька занята. Пусть Александр не раскатывает губу.

– А кто муж? – спросил Александр.

– Никто, – сказала Вера.

Это значило, что муж непрестижный.

– К ней сын министра сватался, – продолжала Вера. – Не пошла.

– Почему? – спросил Александр.

– Дура. Нерасчетливая.

– А ты расчетливая?

– Конечно…

– А говорила: любовь… – удивился Александр.

– Так любовь и есть главный расчет.

Александр пригласил Нэлю на пробы, хотя и без проб знал, что играть будет только она, и больше никто.

Нэля вошла в кабинет режиссера. Александр полулежал на диване. У него все еще болел копчик.

– Вы возлежите, как древнеримский грек, – сказала Нэля.

Александр не отреагировал на шутку. Да и что это за шутка… Он был строг. Официален. Он боялся, что Нэля увидит его зависимость и потаенную страсть.

– Перекрасьте в другой цвет, – велел он, не глядя на Нэлю. – И сделайте пробы.

Нэлю перекрасили в черный цвет. Она тут же стала старше, проще. Пришлось вернуть прежний цвет.

– Я из-за вас лысая стану, – упрекнула Нэля.

– Волосы не зубы. Вырастут, – заметил Александр.

Он не понимал: зачем перекрашивал? Ему всегда нравились именно блондинки. И что вообще с ним происходит? Он думал только о ней. Все время хотел видеть. А когда видел – этого было мало. Александр как будто жаждал и не мог утолить жажду. Стало ясно, что в женщине важны не добродетели, а именно «поди сюда». Нэлька звала, тянула и манила, хотя ничего для этого не делала. Просто была.

В доме быстро все заметили.

Александр ничего не говорил, но ходил какой-то потусторонний.

– Ты влюбился? – прямо спросила Вера.

– Пройдет, наверное… – ответил Александр.

Вера напряглась: а если не пройдет?

Вера кинулась к Марго.

Марго раскинула свою агентурную сеть. Верные люди сказали, что Нэлька не опасна. Не расчетлива. И обязательно сделает ошибку.

Надо ждать ошибку, и тогда Александр сам отплывет от Нэльки. Отодвинется.

Александр страдал. Марго это видела.

Она решила приблизить Нэльку к дому, приглашать на семейные праздники.

Время от времени Александр крепко напивался. Марго и Вера предпочитали, чтобы он пил дома. Они могли тогда руководить процессом: вовремя дать горячий супчик, вовремя положить спать. Но для Александра был важен не супчик и не сон. Главное – компания. Разговоры. Поиск истины.

Марго звонила Нэле.

Нэля не смела ослушаться и приезжала на дом. Робея, входила в большую прихожую, уставленную книгами. По комнатам бегал маленький мальчик – от рук к рукам. Его все любили и ласкали.

Марго и Вера открыты и доброжелательны – сердца нараспашку.

А сам Александр – как царь за накрытым столом, тоже царским. Здесь же друзья-товарищи: сценарист Ромка Беликов, оператор Гаврюшкин – ясноглазый красавец.

Нэлю усаживали возле Александра по левую руку. Вера садилась по правую. Александр обнимал за плечи одной рукой Нэлю, другой рукой Веру и провозглашал:

– Вот так я хотел бы жить. Вот моя семья.

Все смеялись, как над шуткой. А это была чистая правда. Именно так он и хотел бы жить. Хлеб и розы.

Нэля – розы, аромат, красота, счастье. А Вера – все остальное: сын, порядок, уверенность в завтрашнем дне. Как за каменной стеной.

В мусульманской морали есть свой магический кристалл: старшая жена, младшая жена. И все при хозяине. Никто никого не бросает.

Христианская мораль не терпит соперничества и совмещения: Я, и только Я. Отсюда трагедии и разводы.

Женственность Нэли не была агрессивной, захватнической. Она вполне смирилась бы с ролью младшей жены или просто любовницы. Она стала бы актрисой талантливого мастера, как Орлова у Александрова, как Ладынина у Пырьева, как Чурикова у Панфилова. Она состоялась бы как личность и как женщина. Но Нэля – это Нэля. Не умела и не хотела смотреть дальше своего носа. И она сделала ошибку.