Коллектив авторов - На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

Император внимательно осмотрел всю шеренгу и сказал по – французски губернатору:

– Но послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

Губернатору была известна огромная память царя Николая на лица и фамилии, но знал от и то, что до этого Николай никогда не бывал в Чембаре, и он спросил его недоуменно:

– Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество?

И Николай ответил:

– Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием «Ревизор»

Через все произведения Гоголя перед нами встает образ мелкого помещика дореформенной поры (1861).

Самое мощное и триумфальное произведение Гоголя «Мертвые души» – как раз и посвящено изображению мелкопоместной среды, изображению различных типов мелких помещиков, мирно доживающих свой век в глухих провинциях империи.

«Мертвые души» – картина всеобщего духовного «обмеления», ничтожных личностей, совершенно заеденных средой.

Гоголь как истинный скульптор, высекает крупные пласты поместных образов внутри застывших патриархальных устоев. Делает это нарочито небрежно, рельефно – выпукло, чтобы ярко выделить социальный феномен России – никчемность и бесполезность поместных «существований».

И действительно, все образы в книге мазаны одним миром, все они или сущие бездельники, ленивые и вялые, или шумные, но бестолковые, имитирующие полезность: и чувствительный, мечтательный Манилов, и азартный, деятельный Ноздрев, и хладнокровный, рассудительный Собакевич, и буквально выжившая из ума Коробочка, и, наконец, самый синтетический, универсалистский тип – Чичиков.

Общее в них – жизненная иллюзия: они убеждены, что только такие как они и есть «соль земли», «центр земли», а весь остальной род человеческий – это никчемность. Отсюда и вытекает «горький смех» («смех сквозь слезы») Гоголя над своими героями. Бесполезность и самомнение данных героев – это и комизм их положения, и одновременно – беда мелкого помещика России: поведение его диктуется скорее не личными качествами, а прежде всего социальной природой.

Свободный от ответственности за судьбу страны, лишенный всяких идеалов и благородных целей, поместный класс в своей массе обленился и просто одурел от праздности. Жизнь его, не наполненная серьезными интересами и заботами, превращена в праздное прозябание. И в то же время, эта пустяковая жизнь, выдвигалась на авансцену, в авангард мировоззрения николаевской эпохи, становилась своего рода визитной карточкой, «светильник на горе» (близкое к библейской метафоре). Рядовой, массовый помещик, служивший главным объектом гоголевского творчества, коптил небо, и при все том считал себя сказочным «ясным соколом». Лишь отдельные люди из помещичьей среды не носили на себе двойные личины, имели один облик – что такая жизнь не светильник, а коптилка, затухающая восковая свеча (о чем Гоголь и хотел поведать во втором томе соженной им рукописи)

Переход от поместных тем к теме « чиновника николаевской эпохи» совершился у Гоголя вполне естественно – так отображался путь эволюции поместного класса. Перерождение помещика в городского жителя – чиновника – было в то время частым явлением. Разорившийся и обедневший поместный страт (что стало «хронической болезнью» того времени) пристраивался на службу, чтобы поправить материальное положение. И с единственной целью – вновь вернуться в лоно родной ему поместной среды, обзавестись деревенькой, крепостными крестьянами.

И как здесь не вспомнить Пушкина:

Гоголевская речь очень близка к стихотворной:

«Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели. Стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают живописные массы листьев, накидывая на другие темную, как ночь, тень, по которой только при сильном ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пестрыми огородами».

Метафора Гоголя, тождественная стиху Пушкина (отнюдь – не прозаическому!) здесь расцветает пышным цветом, даже более эмоционально – лирическим окрасом, чем в стихотворной речи. Насыщенные гиперболой эпитеты разворачиваются во весь рост. Образы динамичны, пламенеют буквально в глазах. Сравнения, живописные и контрастные в своей основе, синхронизированы в одной фразе. И какие роскошные и блестящие, едва ли не огненные слова – изумруды, топазы, яхонты. И они не взяты из оды или романтических поэм. Это народные грубоватые слова: «прыщет золото».

И тут же рядом, с великолепно окрашенными словами, проставлены противоположного склада слова, отчего гоголевский стиль (в прозаическом – бьется пышный стихотворный; органически вплетены друг в друга) прокладывает свой заметный, если не сказать, редчайший, след в русской литературе: « тащился, брел, обтирал, язык ее трещал и болтался во рту, встреча… выгнала из головы…»

Глазом не охватить, а только живым чувственным воображением можно представить и все обилие предметов, наполняющих мир, и радугу света, играющего в нем: «Небо, зеленые и синие леса, люди, возы с горшками, мельницы – все опрокинулось, стояло и ходило вверх ногами, не падая в голубую, прекрасную бездну».

А какая последовательная, внутренне логичная метафоризация жизни и мира в целом: « Воз с горшками едет по мосту, отражаясь в реке. Всего лишь воз с глиняными горшками, но в них зажжена живая искра: «…заботливо окутывая своих щеголей и кокеток ненавистным для него сеном».

Вся жизнь представлена как калейдоскоп, ярмарочный водоворот. Существительные стали глаголами, каждое из них независимо, каждое из них означает движение, действие: «Шум, брань, мычание, блеяние, рев… Волы, мешки, сено, цыгане, горшки, бабы, пряники, шапки…»

Гоголь – шторм в литературном море России

Само творчество Гоголя было прорывным в литературном искусстве России – оно оттесняло и ломало, как вешние воды ломают лед на зимней реке, привычные формы любовных сюжетов. По сути, Гоголь, как подлинный рыцарь, дал бой романтической литературе. И в весьма сложной обстановке – на излюбленной ею территории. Он сбросил покров таинственности и исключительности с любовной тематики, лишил любовь шаманского гнозиса, магической силы, растворил экстатическое «эго» романтического идальго в обычном и порой трагическом настое жестоких обстоятельств.