Жан Эшноз - Полночь: XXI век [Антология]

И почти уверен, что именно в тот день, просто не вижу другого такого, он, завершая беседу, бросает мне простенькую фразу: Вы не входите больше в издательство «Минюи». Понятное дело, подобные высказывания не забываются. Итак, я встаю, и ухожу, и мы не видимся и не общаемся в ближайшие два с половиной года.

И вот, на протяжении двух с половиной лет я пишу свою скромную историю параллельных и одновременных расследований. Дважды за это время получаю от него весточки, в которых он спрашивает, как обстоят дела с романом, о замысле которого я ему рассказывал. Но всякий раз не отвечаю, у меня собственная гордость. Весенним днем 1983 года я наконец заканчиваю свой роман. И, как четыре или пять лет назад, прихожу, чтобы оставить его в канцелярии издательства «Минюи», — как можно незаметнее, по стеночке. К несчастью, дама на первом этаже меня не забыла. Да поднимитесь же к месье Лендону, говорит она, он будет рад вас видеть, он там с Роб-Грийе. Тщетно протестую, она настаивает, я поднимаюсь. Роб-Грийе, довольно сердечно: А, вы принесли рукопись. Замечательно, нам их не хватает. Лендон, напротив, ледяным тоном: Вам таки хватило смелости прийти, не договорившись о встрече. Я снова как могу возражаю, но он меня не слушает и, взяв рукопись двумя пальцами, бросает ее на угол стола с тем из своих взглядов, который гласит: вам напишут. Я, естественно, не задерживаюсь, я отлично вижу, что все решительно и бесповоротно пропало; возможно, меня простят, если я признаюсь, что в тот вечер чудовищно напился.

И все равно чудовищно подавленным, непривычно поздно валяясь поутру в постели, поднимаю я через день телефонную трубку, и что же, это Лендон. Ну и как оно? возглашает он игривым тоном. Да так себе, говорю я хмурым голосом. Да ну? с энтузиазмом удивляется он. И что же не так? Вы видели, какая выдалась прекрасная погода? Париж сегодня великолепен, вы что, еще не выходили? И вправду, за задернутыми шторами, похоже, сияет солнце, но перед подобной извращенностью так не хочется отвечать. Знаете ли, продолжает он, словно боится, что забудет об этом сказать, она действительно хороша, ваша книга, ей-богу. Очень мне нравится. Как насчет пообедать, скажем, завтра?

Назавтра, в «Сибарите», он не один. Тут и его дочь Ирен, которая займется вместе с ним моей книгой, которая все более и более будет заниматься теми, что последуют, и вообще всем остальным. Следующие обеды этой весною очень и очень веселы, Лендон знает уйму презабавных еврейских историй, он их замечательно рассказывает, но однажды его рассказы пойдут на убыль, потом сойдут на нет. Семью годами позже, в Будапеште, Роб-Грийе пожалуется в моем присутствии, что Лендон не рассказывает больше, как прежде, то, что он, Роб-Грийе, называет антисемитскими анекдотами. Да нет, то были не антисемитские анекдоты, а просто-напросто забавные еврейские истории. Помню пару-другую особенно забавных и мог бы вам их рассказать, да как-то не хочется.

Довольно часто возникает впечатление, что, если ему нравится рукопись, Жером Лендон предлагает сменить ее название. И он как раз таки в сомнениях по поводу названия той книги, которую только что одобрил. «Чероки», сомневается он, что поймут под этим люди? В конце концов, когда Анри Косс ставит ему на вид, что «Сей» вывело в бестселлеры опус под названием «Чесапик», каковое вряд ли способно сказать людям больше, нежели «Чероки», он сдается.

Потом проходит лето, все снова вступает на круги своя и происходит немыслимое: пресса, фотографы, продажи; книга, вроде бы, пошла. Нет, не бестселлер, но идет не так уж плохо. Я даже оказываюсь в шорт-листе премии Медичи. У вас нет ни единого шанса, говорит Лендон. Только позже я пойму, что такова политика издательства: всегда говорить, что у тебя нет шансов. А потом, в конце, шансы оказываются. И эта премия, она моя. Но Лендон попросил у меня за несколько дней до этого — на тот совершенно невозможный случай, что я ее получу, — подготовить небольшой текстик, заказанный «Фигаро». Я же, зная, что у меня нет ни единого шанса, мне же так сказали, полностью пренебрег его просьбой, и, когда на меня сваливается-таки премия, когда я признаюсь, что ничего не написал, получаю серьезный нагоняй. В конце концов, говорит Лендон, что-нибудь придумаем. Он сам выбирает отрывок из моего первого романа, описание воскресной службы в русской церкви святого Александра Невского на улице Дарю, и посылает ее в «Фигаро», что заметно расширяет мой жизненный опыт: я получаю с дюжину писем с поношениями от негодующих православных прихожан. Ну да ладно. Все-таки, возвращаясь со скромной премиальной церемонии, 28 ноября 1983 года я встречаю Сэмюэля Беккета. О, с Сэмюэлем Беккетом полное фиаско, пожимаем руки, здороваемся, и я не способен произнести больше ни слова, но, в конце-то концов, я с ним встретился. Так как в его компании я очень взволнован, жуткое недоразумение; спустя несколько дней Лендон рассказывает мне, что Беккет решил, будто я разволновался из-за премии: У него вид чокнутого, счел даже он. Я встречусь с ним еще всего один раз, через несколько лет, на той же улице Бернар-Палисси, и даже не осмелюсь подойти поздороваться.

Жером Лендон находит это рискованным, но ничего не поделаешь, я готов попытать счастья: бросаю работу на площади Италии, поскольку моя книга принесла немного денег и я, осмелев, надеюсь, что так может продолжаться и дальше, поскольку, что ни говори, не хочу делать в жизни ничего другого. Зато теперь у меня будет время, чтобы написать еще одну книгу, историю рукописи. И в последующие годы, когда Жером Лендон звонит время от времени, чтобы узнать, как идут дела с третьей книгой, я увиливаю, говорю, что все в порядке, я работаю и все идет своим чередом. Я настолько не спешу, что через три года он немного обеспокоен, звонит все реже, впадает по моему поводу в уныние, я почти уверен, что он считает, что я больше ничего не напишу. Жером считает, что ты кончишь как Дювер [4] Тони Дювер — один из ведущих авторов «Минюи» 70-х годов, постепенно прекративший писать в 80-е. , говорит мне однажды вечером по телефону Ирен. Что ты больше ничего не напишешь. Ничего на это не отвечаю. Думайте что хотите. Я совсем один, сижу почти без денег, пишу свою книгу, там будет видно.

Меня все же дважды приглашают на обед к Жерому и Аннет Лендон на бульвар Араго. Должен признать, что об этих обедах мало что помню. Так как я по-прежнему весьма застенчив, я, похоже, трачу все силы на то, чтобы вести себя правильно, так, как меня испокон веку наставляли родители. Однажды, это точно, мы с Ирен заходим после такого обеда в бар пропустить по стаканчику. В другой раз, двумя-тремя годами позже, там, насколько я помню, присутствует Жан-Филипп Туссен [5] С конца 80-х и по наши дни — один из основных авторов «Минюи». со своей сестрой.