Гера Фотич - Умереть в раю [СИ]

Стол, за которым сидел полицейский, находился под лестницей у дальней стены, чтобы иметь максимальный обзор. За ним находилась дверь, откуда периодически появлялись сотрудники в форме. На краю стола лежала стопка разноцветных папок и пара блокнотов. Прямо по центру возвышался монитор компьютера и надзиратель, глядя в него, азартно дергал мышкой, беззвучно шевеля губами, периодически оглядывая зал. В помещении было жарко, и Василий старался идти как можно медленнее, чтобы не вспотеть.

Сделав несколько кругов, он обратил внимание на единственного светлокожего парнишку. Тот сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к колонне. На вид — лет двадцать пять. Подходить к нему Василий не стал, чтобы не быть навязчивым. Продолжал неторопливо нарезать круги, внимательно осматривая публику.

Многие, кто с любопытством, кто с подозрением смотрели на Василия. Некоторые, приблизившись, пытались заговорить, но он им не отвечал. Вел себя как глухонемой.

Василий предполагал, что, здесь, как и в российских тюрьмах, о которых знал немало, существует своя иерархия и негласный порядок. Поэтому не собирался вникать в существо отношений — главное, чтобы его не трогали. В очередной раз, проходя вблизи стола надзирателя, Василий увидел, что там появился еще один полицейский, круглолицый с усами-стрелочками, как у Фила.

Тот, что сидел, неожиданно встал и поманил Василия пальцем. Он оказался небольшого роста, но такой худой, что форма на нём обвисала, точно его только что облили водой.

Поставив стул рядом, заставил Василия сесть. Полицейский с усиками достал из папки два листа и положил их перед Василием. Это были те же бумаги, что и в прошлый раз, или похожие на них. Поэтому он снова покачал головой.

Тогда круглолицый обошел стол, поставил свой стул рядом и сел:

— Раша..? Россь-и-ия?

Василий кивнул. Круглолицый отодвинул один лист, а по второму стал водить пальцем и с небольшим акцентом читать:

— Подъем — в честь часов, завтрак — семь часов…

Это был распорядок дня. Ниже следовали правила, которые необходимо выполнять. Внизу имелась черта для подписи. Василий расписался.

Полицейский улыбнулся удачно выполненной работе, так что стрелочки его усов вздернулись вверх. Поднявшись, ткнул худого надзирателя в грудь подписанным листом, что-то сказал. Тот ответил кривой ухмылкой и сопением, не отрывая взгляда от монитора.

В этот момент в центре зала произошло движение. В стороны полетели куски деревянной доски, и кто-то приподнял стол, обрушив его на головы вскочивших заключенных. Раздался властный крик надзирателя. Оранжевые робы устремились к лестнице, зашлепали по ступеням, взбираясь на балкон и там растворяясь в своих камерах.

Словно вороны, в зал залетели крепкие парни в черных комбинезонах и касках с опущенными забралами. Без слов стали лупцевать короткими палками тех, кто оставался в центре, укладывая на пол. Под конец, заломив троим руки, увели их с собой.

По динамику прозвучала очередная команда надзирателя. На балконе образовалась оранжевая змея. Стала сползать по лестнице вниз, заполняя центр зала. Зазвучала на разные голоса «торговая площадь», послышался стук деревянных фигур и пластиковых фишек.

Ничего не изменилось. Василий продолжал сидеть на стуле возле надзирателей, и казалось, что происшедшее было минутной фантазией. Полицейский махнул ему рукой, показав, что он свободен. Это оказалось кстати — сидеть долго на стуле Василию было тяжело. Он слегка приподнялся, нагибаясь вперед, опираясь руками на колени, и стал выпрямляться. Полицейский заметил его неповоротливость и что-то спросил. Василий махнул рукой и, не торопясь, пересек красную черту.

Чувство голода снова усилилось. Чтобы его заглушить, Василий решил, прогуливаясь, сосредоточенно думать. Он попытался гнать от себя назойливые мысли о своих внуках и дочери. Они обволакивали сердце горькой безысходностью, мешая дышать, вынуждали останавливаться. Тогда начинала затекать нога, передавая телу неприятную тягучую ломоту.

Решил думать о том, что его ждёт на родине. Успел ли сосед переоформить дом и как вернуть его обратно. Вспоминал, что весной не смог запастись дровами, а летом никто их не заготавливает, тогда уж ближе к осени. И вдруг поймал себя на мысли, что вряд ли доживёт до конца лета. Так ему сказали врачи. Тогда зачем дрова? Для чего возвращать дом? Проще выбрать дешёвую гостиницу с недорогой кормёжкой и читать книги, пока руки смогут держать обложки.

А может, сэкономить деньги и сразу поехать в хоспис? Тогда надо сдать повторные анализы в клинике на Песочной. Главное, иметь при себе адрес дочери, чтобы ей сообщили о смерти.

Он напряженно вспоминал, переписал ли сведения с конверта в свою записную книжку, но так и не смог определиться. Его мысли неосознанно снова перекинулись к внуку. Он вспомнил последний крик Данилы, как удаляется Фил, словно добычу, унося под мышкой трепыхающееся тело ребенка. Образ маленького одинокого красного кроссовка внука, летящего к водопаду, постоянно крутился в его голове. Вызывал смутное ощущение вины.

Сердце опять сжалось в груди, но он не смог остановить поток мыслей. Попытался представить, что сейчас делает Данила. И фантазии стали рисовать ему недобрые картины: подзатыльники старшего брата, укоры и насмешки отца, невнимание матери.

«Откуда эта злость и безразличие друг к другу? — думал он, — Неужели Валерия вынесла это из своего детства?» Василий подумал, что не стоит задавать себе вопросы, на которые нет ответа. Надо было подумать о том, как помочь своей семье. Как? И приходил к единственному выводу, что это может сделать только его смерть. Звучит дико, но — это так. И чем быстрее, тем лучше. Пока у внука не остыли воспоминания от их общения. Пока дочь с зятем не совсем спились, а Виктор не стал наркоманом. Пока у них есть желание переехать в другой район, пойти в новую школу, обзавестись друзьями из благополучных семей.

Мысль о скорой смерти придала Василию уверенности в своей правоте. Словно именно она сможет поставить точку всему плохому, что уже случилось. И в крематории вместе с ним сгорят все неприятности: вражда, пьянство, наркомания. Уничтожится всё отвратительное и мерзкое, что мешает жить его семье.

Конечно, дочери сообщат, если здесь с ним что-то случится. Какой-нибудь разъярённый негр всадит ему в спину нож или шарахнет чем-то тяжелым по голове, так, что уже будет не оклематься. И тогда он останется в Америке! В этом раю! Как и хотел…

Неожиданно от таких мыслей ему стало не душе легко и спокойно. Ведь никто не затребует его тело в Россию. Пусть его сожгут в здешнем крематории вместе с его раком. Пепел перепутается с какой-нибудь незнакомкой, постоянно улыбающейся веселой негритянкой. Быть может, это не так уж и плохо! А когда Валерия получит миллион долларов, он вместе с женой будет наблюдать с небес и радоваться, как лихо всё устроилось.