Ханс Хенни Янн - Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

Эти благоуханные колени Тутайна и Эллены, так часто подвергавшиеся превращениям, пронизанные кровью столь многих сердец… и надо мной — занавешенный взгляд их всех, взгляд моей матери… О возможной интерпретации этого образа как Великой Богини или Музы (и одновременно — как меняющихся проекций души) см.: Деревянный корабль, с. 429–430, 441–442 и 467–468.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

…облик некоего рожденного женою, издалека идущего нам навстречу… О выражении «рожденный женою» см.: Деревянный корабль, с. 244, коммент. к с. 192.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 421.

Получить это утешение и ответить плодоносным выбросом собственной неугомонной крови… В своей самой первой дневниковой записи, в мае 1913 года, девятнадцатилетний Янн желал себе ( Угрино и Инграбания, с. 315):

Всегда — изливать кровь сердца — в слова: чтобы тот, кто прочтет их, едва не обезумел — — и делать это для двух-трех человек — и взамен позволять, чтобы эти люди давали мне хлеб и одежду.

В том же 1913 году Янн написал драму «Кровь сердца» ( Herzblut ), где речь идет о поэте, для которого писать — значит отдавать «кровь сердца». См.: Угрино и Инграбания, с. 363, коммент. к с. 315 и 366, коммент. к с. 327.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 422.

Гроб соскользнул вниз. 6 января 1943 года Янн пишет Сибилле Грютер-Филипс (бывшей жене Хармса) по поводу смерти своего друга, члена общины Угрино Эрнста Эггерса ( Briefe II, S. 120):

Чтó он значил для меня, и в хорошем и в плохом, ты знаешь. Вместе с ним обрушился в море времен (Meer der Zeiten) чудовищный блок моего прошлого.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 425.

Чтобы мы превратились в близнечную пару лжецов? Еще одна отсылка к близнечному мифу. Но если раньше речь шла о том, что в результате переливания крови братьями-близнецами стали Тутайн и Хорн, то теперь на роль близнеца (лживо?) претендует Аякс. Есть, впрочем, еще один допустимый вариант интерпретации. Подобно тому, как о герое Гильгамеше в древнем эпосе говорится: «На две трети он бог, на одну — человек он!» (таблица IX: Эпос о Гильгамеше, с. 57–58), — так и здесь речь может идти о трех братьях: человеке Хорне и двух его демонических двойниках, Тутайне и Аяксе.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 426.

Губы теперешнего Вопрошающего столь близко придвинулись к моему лицу, будто Аякс хотел в следующее мгновение прикоснуться ко мне… использовать свой рот против меня как оружие. О мотиве «языка как обнаженного оружия» ( Махов, с. 377) в описаниях дьявола см.: там же, с. 379:

Однако обнаженный язык — символ не только овнешненного и уже в силу этого деградировавшего слова. Высунутый язык демона и его слуг фигурирует во всех трех вышеупомянутых областях греховного: как метафора фаллоса, как часть жрущей пасти и как орудие празднословия (т. е. как атрибут и знак неистинной речи, лже-логоса).

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 427.

Да и шаги, которые ты слышал, это отзвук собственных твоих шагов, следовавший за тобою как эхо. — Ты избран, чтобы оставаться самим собой, — вот и вся тайна. См. об этом трудном месте: Деревянный корабль, с. 447–448.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 427.

…так сладостно расширилось сердце. «Расширение сердца» — древнеегипетский фразеологический оборот, обозначающий радость.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 429.

…с искусственным раем… «Искусственный рай» (буквально: «Искусственные парадизы», Les Paradis artificiels, 1860) — книга Шарля Бодлера, куда вошли три очерка («Вино и гашиш», «Поэма о гашише» и «Опиоман») о воздействии гашиша и опиума на сознание человека и художника.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 432.

— Это был сон. — Конечно, сон… как другие сны. — Но в нем присутствовало и нечто реальное. Вода… и язык, лакающий воду. — Это была не собака. Это был волк. Жаждущий волк… Отождествление Аякса с волком (волком-оборотнем) в романе постоянно балансирует на грани реальности и нереальности. Н. С. Широкова пишет ( Мифы кельтских народов, с. 115), что у кельтов «божество Другого Мира могло превращаться в различных животных, таких как лошадь, бык или волк». За волков-оборотней прежде принимали людей, заболевших бешенством в результате укуса животного: для них характерны страх перед водой и одновременно сильная жажда, спазматические глотательные движения. Вера в духов, напоминающих оборотней, распространена на Борнхольме: такой дух поселяется в человеке, но по ночам покидает его тело и бродит по округе; эти духи (Alben) испытывают особое влечение к беременным женщинам и оказывают вредоносное воздействие на вынашиваемый плод ( Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 883–884). Волк — одно из обличий дьявола ( Средневековый образ, с. 78–79). Но важнее всего для понимания этого эпизода — то, что говорится о человеческом теле в «Так говорил Заратустра» ( Ницше, с. 574):

Ибо страх — наследственное, основное чувство человека; страхом объясняется все — наследственный грех и наследственная добродетель. <���…>

Ибо страх перед дикими животными — этот страх дольше всего воспитывался в человеке, включая и страх перед тем животным, которого человек прячет и страшится в себе самом. — Заратустра называет его «внутренней скотиной» (das innere Vieh).

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 434.

Вижу это препятствие — этот камень преткновения, который мне не одолеть… Выражение «камень преткновения» встречается в Библии (Ис. 8, 13–15):

Господа Саваофа — Его чтите свято, и Он — страх ваш, и Он — трепет ваш! И будет Он освящением, и камнем преткновения, и скалою соблазна для обоих домов Израиля, петлею и сетью для жителей Иерусалима. И многие из них преткнутся, и упадут, и разобьются, и запутаются в сети, и будут уловлены.

Однако в романе «Это настигнет каждого» Гари подставляет в эту формулу — на место Бога — просто случайно встреченного человека, который отныне станет его другом, его «вторым я» ( Это настигнет каждого, с. 316):

Дух его, высвобожденный, пытается найти себе оправдание. Где-то в ветреной дождливой ночи, в темноте над свежевспаханным полем голос его сетует: «Кто я? Я не лепил себя. Я просто преткнулся об это препятствие: этого человека, чужого. Я его не искал».