Владимир Рафеенко - Долгота дней

— Мне страшно, — засмеялась Лиза Элеонора, когда их поставили у стенки красной кирпичной кладки, — даже ноги подкашиваются.

— Ничего, девочка, — взъерошил ей волосы Сократ, — ты же слышала, Василий Яковлевич пообещал нам всего лишь забавное приключение.

— Смерти нет, — сказал Вересаев, — нам ли, заслуженным работникам общественных бань, этого не знать?

— Элементарный переход от бытия к небытию не должен вызывать у зрелой личности страха, — задумчиво проговорил Сократ.

— Но, тем не менее, вызывает, — усмехнулся Гиркавый. — Так ведь, профессор?

— Нет, — улыбнулся Гредис, — смерти я не боюсь. Боюсь превращений. Ведь не зря сказано: не все мы умрем, но все изменимся.

Стояли июнь, июль, декабрь, январь, сентябрь и август. В общем, недурственная нарисовалась погода. Над расстрельным двориком плыли теплые облака. По ветру несло паутину и звуки патефонного танго. С десяток ворон, заняв лучшие места на ветках старого вяза, провожали в путь работников сферы услуг, света ради уходящих в ночь.

Гиркавый разрешил выкурить по сигаретке. Курили, не глядя друг на друга. Лиза Элеонора посмеивалась чему-то, но по щекам ее катились слезы. Дымок летал туда и сюда. Запахи земли и листьев кружили голову. Затем раздались выстрелы. Бах-ба-бах-ба-бах. Тиби-дох-тиби-дах.

Первым упал Сократ. Вторым лег Вересаев. А вот Лиза Элеонора, конечно, избежала этой участи. К хорошим девочкам и судьба благосклонна. Огромный черный пес выскочил, будто из-под земли, подхватил ее на спину и прыгнул через распахнутое настежь окно в один из темных гулких коридоров тюрьмы.

— Туда нельзя! — закричала Лиза.

— Не бойся, — улыбнулся Платон, — медный Блогер с саблей будет стоять насмерть, и все твои куклы с ним. Все выброшенные в унитаз таблетки. Все закрашенные черным рисунки. Все капельки крови — всего лишь капли дождя.

— Но там внутри каменные клетки, в которых убивают людей!

— Не бойся, наш путь — в глубины Z. Ничто нам не преграда. Крепко держись! Шахтеров не пугайся. Нибелунгам кланяйся. Остальных посылай, Лизка, к чертям собачьим.

Каменные стены, натужно заскрипев, раздвинулись перед ними. Лиза Элеонора увидала дивные, невиданные древние города, запутанные лабиринты, личинки шахтеров и промышленную их матку, ворочающуюся внутри огромной хрустальной пирамиды, пульсирующие яйца нибелунгов, подземные океаны чистейшей воды и горячие реки расплавленных элементов таблицы Менделеева. Перед ней раскинулся древний Аид с его пустынными широкими проспектами, старыми афишами, транспарантами, газетами, театральными постановками. Остовы покинутых дворцов, музеев, колхозов, концертных залов, домов народной культуры. Черти-старьевщики играли в покер, воскуривая кальяны. Их каменные лошади стояли недвижимо, впитывая тепло. Окунувшись в полет, девушка начала засыпать, но внезапно в глаза ей ударил свет. Лиза тряхнула головой и засмеялась. В правой ее руке таяло мороженое. Левую холодила бутылка пива. А прямо перед ней, слегка покачиваясь, стояли в обнимку Сократ и Николай.

Дракон идет по Банковой. Огонь бьет столбом из ушей и носа. Шоколадные яйца волочатся по брусчатке, обернутые серебряной фольгой. Хвост едет отдельно, уложенный на колеса от «Mercedes S-600». По правое крыло от дракона — синий кролик в пиджаке, с морковкой, в треснувшем английском пенсне, с майонезной баночкой кокаина. Он зол, неврастеник, но не без раскаяния. По левое крыло от дракона меланхоличный пастор с головой совы. В одной его лапе крест, в другой — снайперская винтовка. Позади дракона, в некотором отдалении, гордо, но недоверчиво ступает белый волк с красной свастикой на груди. Звучит зловещая духовая музыка. Не меньше тысячи невидимых музыкантов оживляют этот тревожный, хотя и сказочный, нарратив.

Над Лаврой вспыхивают малиновые зарницы. Ужасающе громкая музыка внезапно переходит в стон. Затем громовой, но при этом вкрадчивый голос объявляет, что герои — невидимые в темноте Философ, Алхимик и Дурочка — должны найти и убить свиного поганого змея о четырехстах пятидесяти головах. Свиной змей живет под известным домом на улице Грушевского. Выходит на дневной свет только на две недели после Рождества Христова в образе детской карусели. Каждый год в конце декабря неизвестно откуда она внезапно появляется на Софиевской площади.

Каруселька живая, нарядная, крутится-вертится. Если какой ребенок на нее садится, тут же становится коррупционером и пидарасом (не путать с геями). Чтобы остановить роковую карусель, нужно убить старика-смотрителя, а также предать огню деревянных лошадей, смешные нарядные паровозики, потешных зебр и медведей, педофилов жирафов, волков и бегемотов с выпученными глазами и бизнесом в Москве. По чести говоря, весь этот музыкальный шатер, наигрывающий украинским детям разную хрень, давно пора спалить к чертовой бабушке.

При карусели смотритель. Если убить его правильно, смерть падет и на все остальные головы. Проще всего это сделать шоколадкой «Баунти», что значит «райское наслаждение». Но еще неизвестно, как заставить смотрителя жрать эту гадость. Так что шатер, лошадок и прочих деревянных мудил, скрывающих под собой прочие личины свиного змея, правильнее всего сначала полить бензином дьявольской фирмы «Лукавый Ойл». Потом достать зажигалку «Zippo» образца 1933 года. Прикурить сигаретку «Мальборо». Сделать несколько затяжек, посмотреть в небо и, наконец, поджечь вертящегося монстра.

В средневековых описаниях Элевсинских мистерий в части, касающейся обрядов Телестериона, говорится, что зажигалку можно не швырять в огонь, хотя это и выглядит эффектно. Лучше всего «Zippo» тихо опустить в карман и спокойно докурить сигаретку. Людям, осмелившимся сжечь карусель свиного змея, выжить не дано. Так что лучше приберечь коллекционную вещь для будущей жизни.

Как только свиной змей умрет, кролик станет ласковым, сова — атеисткой, дракон — честным, а благородный печальный волк-нацист раскается в совершенных им небольших, но ужасных злодеяниях, и поможет героям вернуть в Z — сердце провинции, которое без него не бьется, золотой борщ, платиновый вареник, грустную серебряную Сосюру, Прокофьева изумрудного города или голого алмазного Ханжонкова. Тот или иной мистический артефакт следует зарыть на глубину пять метров под золотым Соловьяненко, установленным на Театральной площади.

Однако на пути героев возникают непреодолимые трудности. По одному вынуждены они отдавать свои жизни ради того, чтобы выполнить свой метафизический долг. Первым гибнет Философ. Во время вечерней люстрации на него всей своей мокрой зловонной тушей падает люстра киевского Оперного. Вбирает его в себя, причмокивая, отрыгивая и подвывая. Прикрывая грудью Ганешу — лилипута с длинным, как хобот, членом, раскрашенным в цвета государственного флага, отдает жизнь Алхимик. В живых остается одна героиня. Она чувствует, что силы ее на исходе. Сердце надрывно колотится. Победа кажется совсем рядом, она уже дома, на пороге Z. Еще чуть-чуть — война закончится, люди перестанут гибнуть, СССР канет в непроглядную мглу небытия, алчная и хищная Россия, безмозглая медуза ада, вздрогнет и отпрянет от границ Украины. Восторжествуют европейские ценности. Ну, или хотя бы здравый смысл и законы физики.