Нада Габорович - Голосую за любовь

Те, кому творить написано на роду, в муках рождают плоды своего вдохновения. Но каково бесплодным, жаждущим тем не менее взрастить чад музы Эрато?

Долгое страдание подчас приводит к отречению от истин, ради которых ты страдание принимал. Виктор пережил и это. Он просто обезумел и проклинал тот день и час, когда связал себя с литературой. Вспоминалась мансарда в отцовском доме и его первые шаги к этой пропасти. Виктору было десять лет, когда однажды, чувствуя, как гулко бьется сердце, он заперся в своей комнате. Ему впервые тогда открылось, что в мире есть чарующая тайна, подвластная только поэтическому слову. Так неужели луна будет освещать своим волшебным светом речную гладь и деревья, заставляя душу радоваться и вызывая невольные слезы, а он не сможет это передать? Неужели в небе будут блистать молнии, солнце будет, сияя, всходить, а никто так и не найдет нужных слов, чтобы описать это? О, красота! Гармония красок природы, стихотворное журчанье вод, драматизм бушующего ветра, вы — стихия прирожденного поэта и главная его опора в изображении сущего.

Тот первый день, однако, затерялся среди множества других, и все вместе они составили его жизнь, жизнь, заполненную литературой — не важно, чтением или сочинительством, — точнее, попытками что-нибудь написать. Он действовал как храбрец, заплывший далеко от берега, но не рассчитавший свои силы, чтобы вернуться…

Когда какой-то журнал опубликовал его рассказ, посвященный матери, пути назад уже не было. Он начал усиленно интересоваться литературой и всем, что ей сопутствует: критикой, рекламой, сплетнями. И вот куда его это завело!..

Все еще не решаясь взяться за перо, Виктор с ненавистью вспоминал дни, когда ему писалось. К черту занятие, при котором надо каждый раз заново доказывать, что ты чего-то стоишь. Именно это «заново» в основном и отпугивало. Хорошая книга рождается лишь тогда, когда писатель верит, что только в ней он постиг тайну мира, и отрицает все, что творил до того. Благословенны те, кто не берут на себя миссию толкователей жизни и потому не бывают распяты.

С высоты своего креста Виктор с раздражением смотрел теперь на Клару, Мори и прочих. Его ужасала пустота и серость жизни жены и дочери. С тех пор как Мори приехала, они ни разу серьезно не поговорили. Чем она живет, что ее волнует?

Как-то после обеда Эмил заглянул к Виктору и застал его совершенно не в себе. Он умолкал на полуслове, а когда пролил коньяк, даже выругался вслух. Виктор был всклокоченным, небритым и опухшим. Эмила огорчил его вид, и в то же время он вздохнул с облегчением. С тех пор, как они познакомились с Мори, Эмил впервые зашел к ее отцу. Он мог предположить, что его встречи с Мори для домашних не являются тайной, и побаивался лишних вопросов и пристальных взглядов. Этого, однако, не произошло. Эмил, чтобы завязать разговор, спросил Виктора, над чем он работает, на что тот ему с бешенством ответил, что только графоманы постоянно что-нибудь пишут. Эмил немного смутился и под предлогом, что ему нужна Клара, вышел в столовую. Там он застал Мори, к чему, собственно, и стремился.

Когда Эмил произносил «Как дела?», его голос дрожал. Мори стояла у старенького буфета и что-то жевала. Она была загорелой, босой, с распущенными волосами. Выглядела просто фантастически. Казалось, всю ее неземную красоту вытеснила другая, чувственная. Загорелая кожа и этот небрежный вид делали ее прелестной, но в то же время совершенно земной и обычной, что Эмил отметил про себя не без некоторого злорадства.

Ответив «Спасибо, хорошо», Мори сообщила, что ходила купаться, вода великолепная, а солнце адски печет. Самые что ни на есть банальные фразы! Отчего? На его сделанное вполголоса предложение встретиться наедине она ответила, как когда-то отвечал ей он, уклончиво: «О, я всегда рада вас видеть!» От этих ничего не значащих слов у него перехватило дыхание, а ведь так уже было не в первый раз…

Да, так было уже не в первый раз. Еще на позапрошлой неделе ее рука стала избегать прикосновения его руки. С тех пор он виделся с ней четыре раза, и каждый раз повторялось то же самое. Любое его прикосновение вызывало у Мори легкую растерянность, огорчавшую, кстати, и ее. Причина того, что их встречи стали ей казаться ненужными, а может быть, даже неприятными, несомненно крылась только в ней. Неужели появился мужчина? А что же еще! Он вспомнил, что не так давно она куда-то спешила и им пришлось расстаться раньше, чем он предполагал. Боже, да если он хотел завоевать Мори, надо было действовать совсем иначе. Женщин, а в особенности женщин ее типа, можно покорить только признаниями в любви. Трубадуры понимали в этом толк!..

Но от одной мысли перейти в наступление Эмил а бросало в дрожь. Разве он не будет смешон, если ринется к цели напролом. Это никак не вяжется ни с его возрастом, ни с положением! Нет, надо придумать что-то другое. Не нужно забывать, что Мори молода, а каждый возраст взимает свою дань. Он, Эмил, выкупает теперь жизнь болезнями, предчувствием смерти, сознанием, что все в прошлом. А она сейчас в плену влечений и страстей. И помешать этому не может ни брак с Тони, ни полудружба-полуроман с ним, Эмилом. Не исключено, наконец, что такая умная женщина сумеет удовлетворить все свои, даже самые сокровенные, запросы, не жертвуя ничем. Она не расстанется с Тони, сохранит свою любовную связь и никогда по собственной инициативе не порвет дружбы с ним, Эмилом…

Эмил стал похож на Лауру, повесившую нос. Оба они жили под страхом оказаться покинутыми, чего им ничуть не хотелось. Какими прекрасными казались теперь Эмилу часы, проведенные с Мори! Когда, затаив дыхание, она слушала его и готова была слушать до бесконечности, забыв обо всем. И вот теперь он должен делить ее с кем-то. Но с кем же? Как выглядит этот соперник? Красив ли он, молод, умен? Разумеется, Мори могла сочетать его только с его полной противоположностью. Никто не тянется к кувшину, если точно такой же держит в руке…

Эмил особенно много думал об этом по утрам, в часы, которые еще недавно казались ему такими безоблачными, а теперь стали для него сущей мукой. Нет, Мори была не просто печальна и не просто умна, он ее недооценивал. Что же она такое? Эмил мысленно обращал к Мори нескончаемые монологи, в которых говорил об ужасе этих утренних часов, когда, очнувшись от сна, снова возвращаешься к реальности. Узнавать о беде тяжелей, чем жить, свыкнувшись с нею. А он каждый день как бы заново открывал для себя, что покинут.

Прервав в какой-то момент свой воображаемый монолог, он отбрасывал все аргументы. Пусть все летит в тартарары, он окончательно и бесповоротно выберет Мори. Потом оградит ее от мира, завоюет ее любовь и подчинит себе. Это принесет ей только счастье. Ему виделось, как она прикладывает свои прохладные ладони к его вискам и с улыбкой говорит, что любит. Он мечтал как мальчишка. Все в этом сне казалось достижимым и идеальным.