Нада Габорович - Голосую за любовь

…И только когда Виктор, обессиленный, поднялся из-за стола, его охватила теплая дрожь. Судьба смилостивилась над ним, и он восхвалял ее теперь с благоговением доисторического дикаря, спасшегося от злых духов. Виктор с нежностью посмотрел на исписанные страницы и вспомнил обо всех, кто ему дорог: о Мори, о Кларе, Эмиле… Он отнесет Эмилу блестящую рукопись. Эмил будет в восторге, выпьет с автором по рюмочке и подпишет с ним договор. Как всегда, они будут держаться солидно и не позволят себе шутить по поводу литературы. Вот и все. Книга уйдет в мир, там она на какое-то время привлечет к себе внимание, о ней будут говорить, но постепенно забудут. Как забывают обо всем, что не есть хлеб насущный. Господи!..

Виктор отложил перо и пошел к Мори. Окна в ее комнате были зашторены. Он зажег свет в столовой и всмотрелся в темноту. Мори спала, ее лицо было бледно, губы крепко сжаты, подбородок заострился. Проклятый мальчишка, подумал Виктор о Нэде, не испытывая, однако, к нему неприязни. Он все еще был погружен в свой роман и чуть не принялся описывать Нэда.

А Нэд переживал разрыв гораздо сильнее, чем можно было ожидать. У него, в отличие от Мори, не было таких действенных средств борьбы со страстью, как ирония и равнодушие. Нэд слишком любил в жизни удовольствия и не мог себе представить, что их можно лишиться. Он никак не мог понять, действительно ему дали отставку или у Мори просто разыгрались нервы. Если она им пресытилась, это вовсе не значит, что с любовью покончено. Ну, а если ей захотелось его помучить, она пожалеет об этом. Он не прощает тех, кто причиняет ему боль! Озлобленность и агрессивность, к которым Нэд был так склонен, стали лишь первой ступенью его страданий. Выражаясь романтическим стилем, он горел жаждой мести, но Мори не появлялась и не давала возможности ее осуществить.

Как это часто бывает в сложных ситуациях с импульсивными людьми, Нэда бросало из одной крайности в другую, что, безусловно, было ему во вред. Докурив сигарету, он прикуривал от нее новую, и в конце концов у него сел голос. А ведь он только что получил роль героя-любовника в пьесе великого русского драматурга. Теперь первую рюмку он выпивал с утра и продолжал это занятие сразу после репетиций до поздней ночи. Выходя из театра, Нэд каждый раз спрашивал швейцаров, не интересовался ли им кто-нибудь. Нет! Он тут же шел в Театральное кафе через дорогу и заказывал коньяк. Проститутки, которых здесь всегда хватало, поглядывали в его сторону и сочувственно улыбались, нагоняя на Нэда тоску. Рыдая в душе, он зевал и притворялся скучающим вплоть до того критического момента, когда ненавистная Мори заслоняла весь мир. Он вскакивал, бежал домой и бросался на кровать.

Самыми невыносимыми были для Нэда минуты, когда он понимал, что целый ряд обстоятельств оправдывает Мори, что он сам подтолкнул ее к разрыву. Это означало капитуляцию. И тогда он обрушивался на себя: слабак! дурак! Нет, он никогда не пойдет на примирение, ни за что!.. Он обманут и оскорблен. Это она должна… Обезумевший эгоист никогда не откажется от роли, которая для него так органична. Лучше он сдохнет, играя ее. И Нэд продолжал в том же духе…

Уже пошли дожди, сезон был в разгаре, а работа в театре у Нэда никак не клеилась. Как назло, режиссер все чаще бывал недоволен тем, как он играл в любовных сценах. «Повторите, Нэд! Так не годится! Да соберитесь же вы, ради бога…» Нэд сжимал в карманах кулаки и с отчаянием смотрел в лицо актрисе, которую он должен был по роли любить. Какое-то удивительно правильное, но невыразительное лицо с прекрасной кожей. О господи! Ну конечно же, он играет плохо. Он произносил прекрасные, вечные слова любви, а думал о том, что его собственная любовь погибла так прозаично. Это чудовищно! Вот она, реальная жизнь, проклятая жизнь, которая восполняет свою убогость в искусстве. На сцене он в четвертом акте покончит с собой из-за несчастной любви и загубленной жизни и будет великолепен! А в жизни из-за тех же причин от него несет перегаром, он ломает голову, как бы ему побольнее отомстить, и убеждает себя в том, что любит кабацких шлюх, которые к нему вяжутся. Он — полнейшее ничтожество, но так силится что-то значить, что в конце концов сумеет блестяще сыграть своего русского героя. Пусть только стихнет злость и печаль, которые просто его парализуют.

Однажды вечером, слоняясь по кабакам, Нэд наткнулся на Эмила, который пережидал дождь, потягивая какой-то сок и с неприязнью вглядываясь в лица окружающих. Нэд подошел к нему и вежливо обратился по имени, ужасаясь в душе собственной наглости. Эмил в первый момент ничего не понял, но предложил ему сесть и закурить. Было даже страшно. Перед ним сидел молодой человек с осунувшимся, изможденным лицом, буквально пожиравший его горящими глазами.

— Вам плохо? — спросил он растерянно.

Нэд представился и объяснил, что его заставило заговорить. Эмил побледнел. Наконец-то он встретился с тем, кого Мори ему предпочла…

— Чем я могу быть вам полезен? — спросил он сухо.

— Как она? Где она? Вы с ней видитесь?..

Эмилу стало смешно. С жалким удовлетворением он отметил, что достойно пережил то, что оказалось не по силам Нэду: печальный эпилог своей «Песни песней». Он чуть не покатился со смеху! Человек действительно искренне смеется только над тем, над чем в свое время искренне плакал.

Эмил сказал Нэду, что он не является близким другом Мори, что он несколько раз появлялся с ней исключительно в качестве друга ее отца и друга дома. В последнее же время он ее не видел вообще… Ах, пардон, он видел ее с неделю назад, но она удостоила его одной лишь фразой: «Доброе утро!»

Нэд просиял, продолжая все же недоверчиво вглядываться в Эмила. Значит, она просто молчит!

— А как она выглядит?..

— Ужасно, — нехотя ответил Эмил. — Страшно похудела. — А про себя подумал: но тем не менее не выкуривает больше двух сигарет в день, не пьет и читает Герцена. Вот это женщина!..

Эмил разозлился. В конце концов, он не обязан ни о ком выдавать информацию по первому требованию и тем более сопереживать. Нэд ему не понравился. Мори все еще дорога ему, и поэтому красота Нэда, его диковатость и любовный пыл вызывали у Эмила раздражение. Он многозначительно замолчал и начал барабанить пальцами по столу.

Нэд все понял, поднялся и еще раз извинился. Настроение было поганое. Было стыдно, и неотступно мучил вопрос: не солгал ли ему Эмил? Как изматывают сомнения! Нет, ни за что на свете он бы не согласился пережить еще раз мук Отелло, на которые Мори его обрекла. Пусть Эмил другим рассказывает сказки, как он из дружеских чувств ухлестывает за молоденькими женщинами. Правда, он, Нэд, не может ему в этом помешать…

Нэд с ненавистью взглянул на старого седого господина, повернулся и ушел. Эмил смотрел ему вслед, судорожно сцепив пухлые пальцы. Нахал! Чего только эта молодежь себе не позволяет! Но он ликовал. Он чувствовал, что Нэд навсегда уходит со сцены со сломанным копьем и без малейшего желания продолжать борьбу. Мори снова одна, а одиночество уже принесло ей немало страданий. Он, и никто другой, будет с ней до конца…