Нада Габорович - Голосую за любовь

Очаровывает меня лопотание машинки — это страстное преодоление пустоты. Упоение того, кто болтает без умолку, печатает (ткет, вяжет…), почти одинаково с увлеченностью того, кто это наблюдает. Наблюдающему кажется, что тот, другой, находится в другом мире, сне, где приговорен к одним и тем же вечным движениям. Освещен изнутри, пуст… Как на картинах Вермера. Итак, выбор техники? Кажется, он уже сделан. Машинистка — портниха, швейная машинка — пишущая машинка… Значит, так: рассказ мы будем шить!

«Мне 18 лет. Похоже, я сейчас на распутье. Сама не могу найти объяснение некоторым вещам. Я вполне нормальная, неглупая, у меня нет врагов, кажется, знаю все свои достоинства и недостатки. Думаю, знаю, как надо жить. Я верная, не мелочная и не малодушная, не ищу в жизни жилетку, чтобы поплакаться. Знаю, что у меня хватит сил в самой себе разобраться. Я умела любить, умела найти в парне и оценить его достоинства, и меня любили. Однако всегда бросали, а мне оставалось лишь признание, что я прекрасный человек и красивая девушка. И сейчас все то же самое. Год назад встретила я одного парня, моего ровесника, которого искренне полюбила и отдала ему все, что только человек может дать… Но и он бросил меня, сказав на прощанье, что я хороший человек. Как бы мне хотелось, чтобы мы опять были вместе, но знаю, что потеряла его навсегда, и потому ни во что уже не верю. Не могу понять, требую я от жизни слишком много или слишком мало? На что мне надеяться?

«Мне 18 лет. На первый взгляд я не отличаюсь от большинства своих сверстниц. Я общительна, недурна собой, активна, когда это нужно. И все-таки не могу найти того, кто полюбит меня, а я полюблю его. Я всегда была верна себе, своим чувствам, принципам, и это всегда мне дорого обходилось. Два с лишним года я люблю одного парня, у которого есть другая, а я ему нужна только для утешения, как палочка-выручалочка, которая в трудную минуту вытащит его из любой неприятности. Я люблю его очень сильно. Но как быть, если сама понимаю, что ничего из этого не получится? Что мне делать?

«Мне 23 года, дочери 3 года, я разведена, работаю; говорят, красивая. Вышла замуж в 17 лет, а развелась в 20. Жили у моих родителей, и они не хотели, чтобы мы были вместе. Постоянно критиковали мужа, а я его очень любила. Родители потом были счастливы, что дочь избавилась от „обормота“. Я, разочарованная и морально уничтоженная, бросилась искать утешения. Моя личная жизнь была цепью случайных связей с женатыми мужчинами. Я не собираюсь никого разлучать, но что-то влечет меня именно к ним. Может, пытаюсь найти хоть одного верного. Для меня все они одинаковы, все одинаково лгут. Я делю их только на хороших и плохих любовников. Но больше так не могу. Всем нужно лишь мое тело. Три года я будто хожу по замкнутому кругу. Наверно, мой образ жизни не так уж и случаен и все имеет более глубокие корни. Это и родительские неурядицы, и отсутствие заботы обо мне. У меня всегда были деньги, но никогда по-настоящему не было родителей. В 13 лет меня изнасиловали. Это сказалось на моей речи, а никто даже не поинтересовался, откуда такое. Возможно, я просто пытаюсь убежать в ложный мир удовольствий. Что мне делать?

«Мне 25 лет, по профессии я машинистка. Живу с тетей. Мне кажется, я симпатичная, хотя некоторые утверждают, что это не так. От сверстниц отличаюсь тем, что все они уже замужем или у них есть парни, а у меня никого нет. Я одинока и меланхолична и не знаю, как себе помочь. Дайте совет.

Здесь я спотыкаюсь и замираю! Ощущаю под пальцами подходящую ткань. Да к тому же еще и ситец, да еще ко всему и батист! Штефица — скромный ситец! Ситец как сатин, сатин как поплин, поплин как…

Штефица, Штефица, рада я встретиться, вот мне и тема, теперь строчим прямо к… Фамилия? Гм… Может, Цвек? Алло! 9-8-6? Скажите, а Цвек у вас есть? Нет, неважно, кто я! Есть?! Отлично! Ой-ля-ля!

Итак, у нас есть материал, но нет мастера, искусного в шитье, ткачестве, вязании крючком и вышивке гобеленов, зато есть пишуще-швейная машинка. И автор, способный к прямой строчке. Нужно выбрать еще несложный фасон и простую отделку. Ага — вот оно! Patchwork! Лоскутный жилет, лоскутная кофточка, лоскутная юбка… Patchwork универсален, прост, демократичен, эластичен. Это не только модная одежда, но и мировоззрение! Некоторая небрежность в исполнении лишь подчеркивает его изящество.

Стучу дальше. Строчу. Шью рассказ, который должен быть женским. Шью я прозу, шью рассказ, вдруг окажется про вас, ведь писатель словно крот, все — вслепую, но вперед; шью в длину и в ширину, что не выйдет — распорю. Выйдет платье — загляденье, дар портняжки королю! Первый стежок — неверный шажок, я вышить бы рада получше стишок, но нить — точно рифма — куда-то пропала, ну что ж, начинать мне придется сначала!

Возможно, репчатый лук у вас скоро прорастет. Чтобы избежать этого, положите луковицы в банку или любую другую посуду вниз головками и обильно посыпьте морской солью.

— Тебе не попадалищь мои жубы? — войдя в кухню, спросила тетя.

— Не видела.

— Опять куда-то их жашунула! — вздохнула она.

Тетя топталась по кухне, что-то бормотала, выдвигала и задвигала ящики, потом остановилась, будто задумавшись о чем-то очень важном, опять вздохнула, открыла дверь кладовки, вытащила оттуда мешочек с горохом и вытряхнула его содержимое на стол.

— Вот, почишть горошек, а я пойду поищу жубы.

— Хорошенько посмотри на постели! В прошлый раз мы нашли их в наволочке!

Тетя грустно улыбнулась, втянула губы в беззубый рот и вышла из кухни. Как инжир, подумала Штефица, тот тоже всасывает в себя свой засохший хвостик.

Штефица взяла миску и начала не спеша чистить горошек. Кухня, залитая солнцем, равномерно пульсировала. Со двора доносились детские голоса и воркование голубей. Штефица чистила горошек медленно, плавно, как при замедленной съемке, и на секунду ей показалось, что в этой позе она останется навсегда, как в стоп-кадре, когда кто-то — бог знает кто — остановил фильм.