Нада Габорович - Голосую за любовь

Обработка прорезных карманов на передней части:обтачку прикладывают на ткань лицевой стороной вниз и притачивают. Шов притачивания обтачки разутюживают. Ткань вдоль прорези кармана разрезают, делая по концам наклонные разрезы. Обтачку выворачивают наизнанку и пришивают.

— А где тетка? — поинтересовался Амбал, входя в дверь.

— В Босанской Крупе, — ответила Штефица.

— Ага. Хорошо! — сказал Амбал — Не люблю, когда тетки болтаются по квартире, когда я дело делаю.

Войдя в комнату, Амбал тут же завалился на кровать и быстро ощупал взглядом обстановку, стены, пробежался по книгам…

— Учишься? — спросил он.

— Нет, — тихо ответила Штефица.

— Отлично. Знаешь, не люблю тех, кто учится!

Амбал ощупал взглядом Штефицу.

— А ты ничего… Пожалуй, займусь тобой! Позабавимся! За мной не заржавеет! Буду с тобой два часа! Без перерывов! Да что там! Я буду с тобой всю ночь, пока не вернется твоя тетка из Босанской Крупы. Договорились?

— Ладно, — сказала скромно Штефица и испуганно посмотрела на Амбала. Мы вдвоем не поместимся на кровати, подумала она. Рука, плечо и нога Амбала уже соскальзывали на пол.

— Не боись! — подбодрил Амбал, растягивая жвачку.

В комнате воцарилась тишина. Слышалось лишь нудное ритмичное чавканье Амбала. Штефица взглянула на него, но быстро опустила взгляд, встретившись с ним глазами. Амбал же перевел взгляд на стены, шаря по ним, будто искал что-нибудь интересное, сейф например.

Штефица закурила. Амбал вынул изо рта жвачку и прилепил ее к спинке кровати.

— Брось и мне! — попросил он.

Курили. Штефица думала, сколько сейчас может быть времени. Ей казалось, что уже очень поздно. Потом она подумала, что хорошо бы поговорить о чем-нибудь, все равно о чем.

— Так! — внезапно начал Амбал и затушил сигарету. — А теперь я тобой займусь. Раздевайся.

— Нет, нет… — испуганно залепетала Штефица, краснея.

— Ладно, — сразу согласился Амбал. — Может, ты боишься. Только знай, что я не насильник. Я отлично разбираюсь в женщинах. Скоро ты мне будешь говорить только «да, да, да», терять сознание и умолять, чтобы я не останавливался. Впрочем, я покажу тебе, что в этом нет ничего страшного и разденусь первым.

Амбал стал снимать одежду. Из нее вываливались огромные плотные куски тела.

— Так. — Амбал отлепил со спинки жвачку и сунул ее в рот. — А теперь я пройдусь! — И он продефилировал перед Штефицей. По комнате заходили большие серые тени. — Так. А теперь мы порезвимся! — повернулся он к Штефице.

Амбал сопел, торопливо раздевал Штефицу, долго возился с пуговицами, отдувался, наконец Штефица оказалась голой. Не поместимся в кровати, опять подумала она и — оказалась на полу.

Амбал жевал, перекатывал Штефицу с боку на бок, чавкал, тискал ее, сопел, отдувался, шлепал по полу своим телом, словно гигантский кусок теста; Штефица качалась, тонула и выплывала на его упругих мышцах и чуть испуганно думала: наверное, так оно и должно быть.

— Так! — сказал Амбал. — Это была разминка. А теперь я тобой займусь всерьез. До самого утра.

— Ладно, — шепнула Штефица в большое ухо Амбала. Тот лежал на боку, одной рукой подперев голову, а другой растягивал и запихивал в рот жвачку. Она вопросительно посмотрела на него.

Нам некуда торопиться. Впереди целая ночь. Расслабься! — сказал он.

— Хорошо, — послушно ответила Штефица, густо покраснела и осталась лежать на полу. Вновь воцарилось долгое молчание.

— Слушай, а у тебя найдется что-нибудь пожевать? — спохватился Амбал.

Штефица, довольная, что хоть чем-нибудь можно заняться, проворно выскользнула в кухню и открыла холодильник. Там она обнаружила пакет молока, немного колбасы и майонез. Сделаю бутерброды, подумала Штефица и сделала — семь штук. Потом, поразмыслив, нарезала еще три. Десять, наверно, хватит, заключила она и вернулась в комнату.

Амбал лежал все в той же позе, тянул жвачку и шарил глазами по стенам, ища воображаемый тайник.

— Отлично! — встрепенулся Амбал и схватил первый бутерброд. — Вот так я буду тебя любить, вот так, вот так и вот так… Вот так — первый раз! — Он слопал бутерброд.

В комнате был полумрак, и впервые комната показалась Штефице уютной. Она завернулась в плед и легла на пол. Плед покалывал нагое тело. Теперь всегда так буду спать, подумала она, чувствуя, что неодолимо слипаются веки.

— Вот так, вот так буду с тобой, ням-ням, кусь-кусь, вот так буду десятый раз!.. — бубнил Амбал, и Штефица сквозь ресницы видела, как он приканчивает десятый бутерброд. Затем он опрокинул в рот пакет с молоком. В окно мало-помалу пробивался серенький рассвет.

— Так! — решительно сказал Амбал и отер рукой губы. — Иди сюда.

Замотанная в плед Штефица подползла к Амбалу. Он крепко ее обнял, просунул руку под плед и задумчиво провел ладонью по бедру.

— Светает, — сказал он.

— Да, — сказала Штефица.

Вдруг Амбал суетливо дернулся и озабоченно хлопнул себя ладонью по лбу.

— Слушай, а куда я положил жвачку?

— Не знаю.

— Где-то здесь должна быть! — Амбал ощупал изголовье кровати. — Нету! — вздохнул он. — Может, я ее проглотил? Хотя не думаю, такого со мной не бывало.

— Да! — сочувственно вздохнула Штефица.

Амбал задумчиво уставился на нее.

— О чем ты думаешь?

— Может, ты ее все-таки проглотил?

— А-а, да какая разница! — вздохнул он. — Слушай, пойду я… Уже утро. Может вернуться твоя тетка из Босанской Крупы, а я не люблю, когда тетки шатаются по квартире, пока я дело делаю.

— Ладно, — сказала Штефица и хотела было добавить, что тетя остается там обычно на несколько дней, но Амбал уже поспешно натягивал брюки.

— Так! Сигаретка найдется?

— Да.

— Дай еще на дорогу! — сказал Амбал. Одну закурил, а другую сунул за ухо и хитро подмигнул Штефице. — И выше голову, крошка!

В дверях Амбал на секунду остановился.

— Слушай, а как тебя зовут-то?

— Штефица, — тихо проговорила Штефица.

— Отлично! Не люблю тех, кого зовут не Штефица! — сказал он и опять состроил бодрую гримасу. — Хорошая ты девушка! — Он ущипнул Штефицу за щеку. Улыбка на его лице быстро сползла вниз, а за ней — голова и плечи.