Татьяна Алюшина - Моя первая любовь (антология)

Как он сказал? А, да — «дура влюбленная». Не раз потом в своей жизни я слышала примерно такие же слова. Наверно, так оно и было.

Над сценой в актовом зале плакат — «Рубальская Лариса — известная актриса». Ну и кто ж, вы думаете, этот плакат придумал? Да что тут думать — я и придумала. Как теперь говорят, самопиар. Конечно, никакой актрисой я не была и стать не собиралась. Просто к моему имени рифмы подбирались только две — актриса и крыса. Ну не напишу же я сама «Рубальская Лариса — известная крыса». А плакат был нужен, так как я школьный вечер весь подготовила — и концерт, и аттракцион интересный. Сначала про концерт. Четверо наших мальчишек разучили ковбойскую песню и шляпы притащили. Песня классная такая: «Хорошо в степи скакать, вольным воздухом дышать…» А дальше — про красотку Мери, которую один ковбой уговорит умчаться с ним в пампасы, или в прерии — не помню. На роль красотки Мери я предложила себя. Один из ребят согласился. Остальные — ни за что. Взяли ехидную Нинку — у нее как раз было новое платье зеленое-презеленое. Но она сказала, что это цвет незрелой фисташки. Что такое фисташка, я лично не знала. Но слово и правда красивое. Ну и решили, значит, Нинку-Мери красть и угонять в пампасы.

Я в это время готовила остальные шесть номеров концерта. Конечно, все с моим участием. Во-первых, стихи, не из школьной программы, а взрослые — Эдуарда Асадова, о любви. Затем — отрывок из прозы, из «Белого пуделя» Куприна, как там дедушка, мальчик и пудель на барскую усадьбу забрели. А барчонок по имени Трилли разорался, что хочет эту собаку, пуделя белого. Очень грустная сцена. Я рассчитывала, что весь зал будет рыдать, и, репетируя, горланила на всю школу: «Хочу соба-а-аку!!!» Еще один танцевальный номер — Русский перепляс: я, Баклашка, ну и, так и быть, Коза. Потом сценки разные, я — в главных ролях. Короче, концерт должен был получиться очень хороший.

Аттракцион я придумать старалась такой, чтоб касался моей любви к Алику. Купила открытки с цветами, разрезала их наискосок пополам, перемешала, как карты, и решила раздавать — кому какая достанется. Ну и, конечно, подстроить так, чтоб Алику досталась половина моего цветка. Встретившиеся и совпавшие половинки должны будут вместе танцевать танго.

Вечер покатился по моему сценарию. Я имела очень большой успех, особенно после того, как прочитала стихи о любви. Девчонки все аплодировали как бешеные. Потому что любовь была главной темой нашей жизни — возраст любви.

Подтасовка с открыткой получилась легко. Алик как-то подозрительно ласково на меня смотрел, медленный танец понес нас на крыльях музыки. Меня, во всяком случае. Полет мой был недолгим — грянул взрыв. Потом повалил дым. Все танцевать перестали, смотрели на меня. Я стояла посреди зала и ничего не понимала. В сторонке Алик ржал с «ковбоями». Оказывается, на уроке химии ребята делали какие-то опыты и узнали, что, если смешать красный фосфор с бертолетовой солью, получится взрывчатка. Совсем неопасная, но испуг обеспечен. Вот они такую «бомбу» подложили на пол в актовый зал, и Алик меня туда «пританцевал». Не случайно, конечно. Это он ковбоев и подговорил.

Получилось продолжение концерта — все смеялись, а я убежала плакать в туалет. И в зал уже не вернулась.

Мне бы, дурехе, извлечь хоть какой-нибудь урок из этого гадского поступка Алика. Но я любила. А любить — значит прощать.

Последняя зима школьной жизни. «Каток блестит, огнями залит. Коньками чиркаю по льду. А рядом одноклассник Алик снежинки ловит на лету», — это уже не школьное, это я попозже написала, лет через двадцать пять. Алик-Алик! Ну как же ты мог? Ты же взрослый, не мальчишка, а юноша уже. Через полгода студентом будешь. И что ж ты меня так мучаешь? Подлетел ко мне на коньках, одной рукой за талию обнял — до счастья миг, еще немножко… Но не тут-то было — Алик отпустил руку и подставил мне подножку, да так, что я не то что просто упала, а совершила какой-то кульбит и грохнулась головой об лед. Алик был счастлив: «Фигуристка ж ты, Рубала!» — и заржал. Он тогда еще не мог знать, что через много лет мы случайно встретимся в Крыму и история на катке получит свое продолжение.

Я, уже совсем не юная Рубала, но и далеко не Лариса Алексеевна, а начинающая переводчица японского языка, и этим горжусь (все вокруг удивляются: «Как же это вы, Ларисочка, такой сложный язык выучили?»), еду на отдых в Крым, с подругами. Нам всем вокруг тридцати, по нескольку прожитых и пережитых несчастных любовей. Короче, наговориться не можем. Вечером — в ресторанчик. Особенно тратиться не будем, так, бутылочку винца, сырную нарезку — на это нам финансов хватит вполне. И потанцуем, если найдутся желающие нас пригласить.

Одной бутылки оказалось маловато, и мы, обсудив ситуацию, заказали еще. Тихо играла музыка. Градусы подняли настроение. Мы разглядывали сидящих за столиками посетителей и увидели, что к нашему столику идет интересный такой мужчина, высокий, одетый модно. Он подошел и оказался старым приятелем одной из моих подруг, которого она не видела сто лет. Они друг другу очень обрадовались, и подруга представила мужчину нам: «Знакомьтесь, девочки, — Женя». Женя оказался очень веселым и общительным, перецеловал нас всех в щечку и говорит: «Девчонки, потеснитесь? Я тут с другом, мы вам не помешаем? — Он повернулся и помахал рукой стоящему у входа мужчине. — Альберт, иди к нам. Я тебя с девчонками красивыми познакомлю».

Альберт? Красивое имя. А мое сердце как раз (в очередной раз) свободно, а тут мужчина с таким красивым именем. Почему нет? А вдруг? Курортный романчик?

Господи, да вино-то всего двенадцать градусов. Что со мной? Стены качнулись, потолок поплыл. К нам шел Альберт — Алик Кружилин! Любовь моя первая, безответная! Что ж ты никогда не говорил, что у тебя имя такое необыкновенное — Альберт! Как же ты изменился — уже чуть-чуть седоватый, красивый такой!

Альберт был нашей встрече рад. Он наклонился ко мне, поцеловал в щеку. Рубалой не назвал — видно, постеснялся: «Лариса! Как я рад! Сколько лет мы не виделись?»

Мы сидели рядом, не замечая ни остальных девчонок, ни Женьку. Просто смотрели друг на друга. И потихоньку хмелели от вина и воспоминаний: «А помнишь?..» И Мцыри, и каток, и бомба на школьном вечере… Теперь это были просто милые, безобидные воспоминания. Алик вдруг, ни с того ни с сего, шепнул мне, что он сейчас уже второй раз совершенно холост и к тому же ни в кого не влюблен.

На эстраду вышла певица, зазвучала мелодия, она запела: «Сиреневый туман над нами проплывает…»

Алик протянул мне руку: «Потанцуем?» Он был так близко, мои ресницы лежали на его щеке. Что вдруг со мной случилось, я объяснить не могу. Помню только, что в этот момент никакая не Лариса, начинающая переводчица редкого языка, прижалась к Альберту с ранней сединой, ресницы на щеке. Это под мелодию «Сиреневого тумана» плыла в объятиях Алика Рубала, самая настоящая. И она, Рубала эта, слегка отодвинула горячие Альбертовы руки и подставила ему подножку, точно так же, как он тогда, в последнюю школьную их зиму на катке.