Оксана Бутузова - Рассказы

Первым делом ребятня высыпала на кухню. Там снова толкались, шаря по нижним ящикам в поисках еды. Набивали рты сухой крупой, сахарным песком, кому повезло, полакомились ломтиками раскрошившегося печенья. Перебив при этом несколько тарелок, малыши успокоились и потопали в комнату.

По дороге они еще затеяли игру в паровоз и, уцепившись друг за дружку, запыхтели, зачухчухали и растянулись по коридору шестнадцативагонным змеем.

– Я зеёный… А я классный… А у меня филолетовый, – проносилось перекличкой по составу.

Прибыв в пункт назначения, вагоны сошли с рельсов и рассредоточились возле кровати и стульев. Однако залезать на них всем сразу оказалось проблематично. В попытках штурмовать стулья малыши падали и раскалывались надвое, становясь двумя еще более мелкими человечками. То же самое происходило и при штурме кровати.

Вскоре по напольному ковру уже ползали тридцать два карапуза, натыкаясь на мебель и друг на друга. В их лопотании иногда угадывались отдельные слова – «дай», «хочу», «мое» и тому подобное, но и это продолжалось недолго.

Не найдя ничего лучшего и ничего лучшего не умея, малыши писались на ковер и выли, сидя в собственных лужах. Такое неудобное положение их сильно беспокоило, они ревели, не переставая, давясь слюной, раздувая щеки. Их разрывало, на две, а то и на три части, и на полу в конце концов не осталось места, где бы ни лежало орущее жалкое создание. Около восьми десятков младенцев оканчивали жизнь бесхозными, беспомощными, умирая один за другим в одинокой квартире на втором этаже.

Этот дом, как и положено всем домам на поселковой улице, имел номер, но за глаза его называли ворованным. Он возвышался над соседними приземистыми времянками с основательностью космического корабля перед стартом. Того, кто в нем жил, злые языки считали вором. Языки помягче снисходительно отмечали в нем деловую хватку и умение жить. И работать.

Работал хозяин, не покладая рук. Он в буквальном смысле собрал дом по кирпичику, по бревнышку срубил баню, по досочке смастерил летнюю кухню. Отличительной особенностью всех материалов было их преступное, а именно краденое происхождение. Даже гвозди были ворованные. Инструменты тоже добывались путем тайной конфискации. Но остальное являлось плодом кропотливого труда одного человека.

Строительство давалось ему с невероятным трудом. Кирпичи, шифер, мешки с цементом приходилось волочить на себе, причем по ночам, чтобы не натолкнуться на осуждающие взоры соседей. На сон времени не хватало, поскольку днем нужно было изображать добропорядочного гражданина. И это угнетало сильнее, нежели ночное строительство, к которому он всегда приступал с благоговением. По-детски радовался удачно стиснутому огрызку трубы, любовно поглаживал рубанком доски, трепетно замешивал раствор и взволнованно пробирался темными закоулками, прижимая к груди спеленатую добычу. Чужая вещь, так легко превращающаяся в свою, была куда желаннее точно такой же из магазина. И уже сама мысль о скором присвоении недозволенного наводила на то, что плохо лежало.

Основной функцией руки – брать и удерживать при себе – владелец дома научился пользоваться с размахом. Он рвал доски и рубероид отовсюду, как ромашки на лугу. Для него были открыты все двери, в том смысле, что любую он мог снять с петель или взломать. А уж каким непревзойденным каменщиком он был, и плотником, и столяром, и резчиком по металлическим решеткам.

Всякое похищенное быстро находило место в доме. К тому же он был опытным вором, никогда не брал того, что не потребуется в хозяйстве, потому как прекрасно знал, невостребованная вещь – лучший объект для кражи. Еще он умел не попадаться на воровстве. Ведь отдельно взятый кирпич, замызганная бетономешалка или распиленное бревно опознанию не подлежали.

Так он продолжал проносить мимо сонных граждан стекло для веранды, прикрывая им лицо, катил бочки, свозил на воровской тележке огнеупорные баллоны и сантехнику. Даже самые плохонькие вещи обретали в его доме второе рождение, которое, увы, никто не видел. Хозяин приварил на окна стальные жалюзи, не поднимаемые и не пробиваемые.

Покончив с домом, он занялся садом, где преуспел не меньше. На присвоенном участке вымостил дорожки желтыми ворованными плитками, разбил парники из стиснутого полиэтилена. Зацвели и заплодоносили краденые яблони, вишни, крыжовник, радовали глаз клумбы с цветами.

– Ворованное всегда лучше приживается, – усмехались соседи, поглядывая на бьющиеся об забор огромные красные яблоки.

Лучше приживается, быстрее растет, дольше держится, дешевле обходится. Только не всем был заметен воровской горб, нажитый на этом доме. Его владелец – великий труженик, муравей-одиночка, один, без поддержки и подмоги возводящий свой муравейник, стаскивающий отовсюду в кучу пригодные материалы, прилаживая их, скрепляя потом напряжения и страха.

Однажды ему посчастливилось похитить свирепого сторожевого пса и посадить на добытую тем же путем цепь. Затем началось строительство гаража, с тремя замками и сигнализацией на случай взлома. А когда гараж был готов, он угнал новенький бежевый автомобиль. Прямо с завода. А зачем же брать подержанное?

После этого соседи открыто разделились на два лагеря: одни завидовали, другие осуждали (но втайне тоже завидовали). А хозяин нового дома, сада и гаража уже не таился. Воровать на машине стало проще – промышлять подальше, набирать партии побольше, увозить побыстрее.

Вскоре он завел и жену. Тоже украл где-то на стороне. К несчастью, она оказалась бесплодной. Тогда он украл детей – мальчика и девочку. И вырастил их на всем ворованном. Беззаботная жизнь настала в семье. Тащили теперь в четыре пары рук. Благосостояние стремительно увеличивалось. Муравейник рос, прибавляя вширь и в высоту. Появились мансардочки, флигельки, беседочки, новый высокий забор, за которым пахло домашними пирожками, пряными соленьями и борщами. Ворованное имело на редкость приятный вкус.

Единственной помехой на пути к гармоничной частой жизни были все те же соседи, которые так же быстро разносили слухи о происхождении нажитого, как он пополнял домашние запасы. Словно все, что когда-то было бережно собрано, теперь растаскивалось по округе.

Тогда он решился на крайнюю меру воровства – он выкрал и поселил рядом с собой других соседей. Тех, которые его устраивали, перед которыми можно было не прятаться, а хвастаться, и которые, в конце концов, переняли его ремесло. Потянулись вереницы ночных воришек, обмотанных кабелем и резиновыми шлангами, закачались по дорогам тележки с кирпичами и саженцами. И однажды, вернувшись с юга, семейство не досчиталось собачьей будки и забора с тыльной стороны.