Татьяна Катерова - Записки переводчицы, или Петербургская фантазия

— Нет, я буду покупать, — гордо ответила я, подчеркивая каждое слово, — новогодние подарки для всей семьи. (Как приятно произносить слово «семья»!) Мы каждый Новый год встречаем вместе.

— А это не скучно? Мне нравится по-разному встречать Новый год, — с детской непосредственностью сказала Алиса, — чтобы старый был не похож на новый...

Я пожала плечами:

— Это наша семейная традиция, и никто на нее еще не жаловался.

Мы вежливо раскланялись, и я удалилась, чувствуя восхищенный взгляд Алисы. Бог с этим «интерпретатором»! Прозрачная папочка (точнее, ее содержимое) поддержала мою успешность на нужном уровне. Быть по сему! Хоть для кого-то стану эталоном.

Покинув издательство, я поняла, что предстоит бессонная ночь: Алиса со своим измельчителем доконала мои не очень крепкие нервы. Дома я честно выпила валерьянки, досчитала до тысячи и включила фильм: сна не было ни в одном зрачке...

Внезапно я поняла, что смотрю не на экран, а на свой антикварный письменный стол, вернее, на старинную чернильницу в виде замка со львами. Рядом пасся огромный бронзовый лось. В нарушение всех сказочных правил с рогов глумливо свисали наушники и зарядка, чтобы не потерялись. А на львиные спины я привыкла класть телефон, игнорируя обиженные морды. Но когда-то... «Маленькую дриаду разбудил странный звук, как будто треснул лед на озере или раскололся гигантский алмаз. Однако сейчас осень и в лесу нет никаких алмазов: они прячутся под землей, в горах... Дриада в недоумении раздвинула красно-желтые листья маленькой когтистой лапкой и зашипела, как кошка. Что он делает? Скоро на небе кончатся звезды! Эй, здоровяк, немедленно прекрати! Но огромный лось не слышал ее. Он стоял посреди поляны и с наслаждением купался в потоках лунного света. Мощные рога задевали звезды, и они, как крошечные светлячки, летели к земле...»

Так начинался мой роман: я все помню. Тролли, дриады, эльфы... Конечно, уход от действительности. И все-таки хорошо, что мою синюю тетрадь не пропустили через измельчитель — пусть дремлет в стенном шкафу среди старых фотографий. Мне стало грустно и жаль себя. А с другой стороны, ведь лучше хороший интерпретатор, чем плохой писатель.

Я развернула золотой шарик «Роше» и отправила в рот. Честно говоря, так себе конфеты. Интересно, откуда такая цена? Вспомнились девяностые, когда впервые появилось это чудо и еще сотни заморских чудес. В чем-то Алиса права: тогда было весело, от нового и неизведанного захватывало дух. Все мы, бывшие граждане Страны Советов, дружно выполняли петлю Иммельмана со скоростью 100 километров в минуту, при этом перестроечный аттракцион горел и дымился. Полагались на удачу: кто успеет — молодец, не успеет — сказке конец. Мне удалось вписаться во все повороты, правда, не слишком грациозно.

Для начала я, молодая вдова, ушла с кафедры и устроилась в детский садик, чтобы Владик был под присмотром. Там тоже не платили зарплату, зато кормили и мы с сыном были вместе. Однако жить без желаний оказалось очень трудно, да и коммунальные счета садиковской котлетой не оплатишь. И тогда, наблюдая за стайками иностранцев на Невском, я вспомнила, что закончила художественную школу, и решила... расписать матрешку.

Вопреки всем правилам, получилась настоящая Неточка Незванова с огромными печальными глазами и тугими локонами. Головку украшал изящный капор. Правой ручкой она грациозно держала кружевной зонтик, левой опиралась на миниатюру с Исаакием. Потом я два дня, затаив дыхание, лачила матрешку кисточкой, добиваясь прозрачности белых ночей. Окинув Неточку (так я и назвала свое создание, да простит меня Федор Михайлович!) придирчивым взглядом, мне стало очевидно, что такой литературной матрешки не будет ни у кого и я в какой-то степени тоже гений.

Страшно смущаясь, я отправилась в Екатерининский садик, окруженный столиками.

— Простите, вы не берете матрешки?

— Нет, не беру, — отвечали мне даже не взглянув.

— Извините, вам не нужны матрешки? Я художник.

— Не нужны.

Я обошла весь садик и грустно побрела прочь, прижимая к груди свою девочку. И вдруг...

— Жэ-энш-шина, вы художник? Покажыте.

Последним в ряду стоял бронзовый восточный красавец с карими глазами и длинными ресницами — как у моей Неточки. На столике теснились симпатичные румяные матрешки; сзади, на садовой решетке, висели оранжевые и синие картины, напоминающие живопись Сарьяна.

Было видно, что моя матрешка торговца поразила. Он в недоумении ее крутил, рассматривал с разных сторон, потом симпатично и широко улыбнулся:

— Слушай, а почему он такой печальный, а? Голова, наверное, болит... Лак очень хороший — ты все сам делал?

Он явно игнорировал женский род.

— Сам, — грустно ответила я и потянулась за матрешкой.

Он отвел мою руку:

— Слушай, ты художник, и я художник. Я возьму твой печальный матрошка, но на комиссию.

— Как это?

— Продам — заплачу. Приходи через неделю.

Я ему не поверила, однако матрешку отдала и пошла.

— Меня Толя зовут! — крикнул он.

— А меня Анна! — не оборачиваясь, сказала я.

Через два дня, когда я гналась за троллейбусом по Невскому (не было денег на маршрутку), услышала, что меня зовут.

— Ана! Анна! Твой матрошка продался тот же день. — Толя развел руками. — И этому американцу нужно еще две... Рисуй быстрей, Анна!

Толя оказался тем человеком, который обеспечил Владкины и мои желания. Теперь мы могли воплотить в жизнь накопившиеся мечты — после длительного поста это было великолепно! Владик расправил плечи и смотрел на меня с восхищением и уважением. Мои матрешки шли нарасхват, и мы радостно тратили деньги. Жизнь улыбалась. Как здорово, что у нас есть маг и волшебник дядя Толя! Казалось, что так будет всегда, пока однажды не наступил «черный четверг».

Наш матрешечный день выпадал на четверг, но Толя почему-то не позвонил, и я, недоумевая, отправилась к садику. Тяжелый пакет оттягивал руку, на душе было тревожно, я отвлекалась, считая виртуальные деньги (сумму заказа обговорили заранее, б о льшую часть ее предполагала отдать на ремонт детсада).

А дальше началась «черная магия»: Толи не было... Он бесследно исчез, растворился вместе со столом, картинами и тележкой. И ничего о нем не напоминало. Это была катастрофа, и соседка, случайно заглянувшая в мои испуганные глаза, внесла ясность:

— Его нет и не будет, уехал домой.

— Как домой? А заказ?

Дама еле заметно усмехнулась:

— Он теперь сам... заказ.

— Рэкет?! — в ужасе закричала я.

На нас обернулись.

— Не ори, пожалуйста. — Женщина занервничала. — Рэкет вон, рядом стоит. — Она незаметно кивнула в сторону парня в синем плаще, который с интересом посмотрел на меня. — Я ничего не знаю. Сказали, уехал домой. Ты тоже иди домой. Уехал и уехал. Что такого?