Винцент Шикула - Мастера. Герань. Вильма

Теме Восстания и войны посвящена и последняя книга — «Вильма», но подается эта тема в ином ракурсе: здесь писателю важны последствия войны, ее гибельное вторжение в жизнь человека, все то разрушительное, что она с собой несет. В книге действуют те же персонажи: Имрих, Вильма, старый мастер Гульдан и мальчик Рудко, которому здесь отводится роль повествователя. Автор, таким образом, и в этой части сохраняет основную стилистическую структуру трилогии; он исходит из ви́дения подростка, из его манеры общаться, говорить со взрослыми, из его восприятия мира — так и этот образ органично вписывается в структуру всей трилогии. Рудко прежде всего свидетель, свидетель автора. Но свидетель, который несет свою ответственность. И его ответственность — нечто неизмеримо большее, нежели только он сам, — в этой ответственности сконцентрирован весь опыт, через который прошли простые словаки, их скромный трагический героизм.

Сломленным возвращается с войны Имрих. Его послевоенная жизнь — лишь затянувшаяся смерть, которая в конце концов побеждает его. Обычно литература расстается со своими героями сразу же после их взлета, их падение уже, как правило, не занимает ее. Зачем, скажем, навязывать читателю образ человека больного, угасающего? Лупа шикуловской прозы, которая избегает всего крикливо драматичного, в «Вильме» задерживается на тех трудных, горьких моментах в жизни партизана, которые пока что интересовали мало кого из художников. Шикула создает образ партизана, исчерпавшего свои силы в бою. Его время принадлежит уже иному измерению — времени истории. А время его молодой жены Вильмы — это время неисполненного настоящего, время долгого ожидания, постоянно возвращающего ее в прошлое. Оно выражено в парадоксе: «…что у меня за жизнь! Он был в горах, а я там по сю пору!» Писателю удалось с необыкновенной художественной проникновенностью изобразить мучительную борьбу этой женщины за полноценную жизнь, ее нравственную силу, помогающую противостоять нелегкой доле, на которую обрекла ее неизлечимая болезнь, а потом и смерть мужа. Писатель окружает свою героиню (и здесь мы снова сталкиваемся с внутренней символикой, присущей прозе Шикулы) цветами и детьми в парке, за которым она ухаживает и который после войны становится достоянием всей деревни. Вильма — основной персонаж заключительного романа трилогии. В этом образе Шикула воплотил идею прекрасного, ненадуманного героизма жен словацких партизан, которым довелось противоборствовать самой истории и о которых так впечатляюще говорит мать Вильмы в своем заключительном монологе:

«Мужчины — герои, каждый хочет глядеть героем. Только каково бабонькам, Имришко, скажи, каково потом бабонькам, кто их заметит, который герой? Сынок мой, хочешь скажу тебе, кто герой. И Вильма — герой! Она еще и теперь из-за тебя мается».

Каждая национальная литература обладает правом сказать свое слово о человечности, о гуманизме. Потребность воспользоваться этим правом проявляется главным образом тогда, когда народ оказывается втянутым в историческое событие, затрагивающее и судьбы иных народов. Это дает литературе новые параметры. Литература, черпающая из этих источников, глубоко народна, она повествует о всечеловеческом — в ней присутствует человек во всей своей полноте, в ней — его поступки, мысли и чувства. Трилогия Винцента Шикулы открывает читателю черты великого и значимого в судьбе людей, которые оказались способными заплатить за свою Родину великую плату и потому победили.

Шикула создал богатую, разнообразную и живую романическую структуру, использующую самые разнообразные формальные возможности этого динамичного жанра. Его трилогия — истинная сокровищница стилистических приемов, самых разнообразных способов воплощения жизненного опыта в художественном слове. Это произведение высокой эпической культуры, базирующейся на давних местных речевых, главным образом народных, традициях. Литература здесь — чуткая выразительница народного опыта, народных элементов, импульсов, их историко-социальной, жизненной, идейной, языковой специфики, глубоко осознанной народности, нового отношения к ней, к ее традиционной красоте. Конечно, трилогия во многом строится на принципах предшествующей прозы художника: скупые сюжетные средства, углубленное проникновение в действительность, предпочтительное внимание к человеку из народа, постоянный интерес к миру детства. Все эти особенности еще более ярко раскрываются в трилогии благодаря активной позиции рассказчика, организующей всю структуру повествования. Если «Мастера» — роман повествователя, где Шикула выступает в двух ипостасях, искусно «смешивая» функции рассказчика и свое авторское отношение к нему и к героям, то в двух последующих книгах он передает это право другому герою — деревенскому мальчику Рудко, хотя ни в одной из частей трилогии типы повествования не выдерживаются в едином ключе. Шикула — автор и повествователь — отверг немало традиционных приемов старого и нового романа, но одно осталось у него незыблемым — его повествование реалистично, оно объемлет огромный мир человеческих отношений, воплощая его в разнообразных формах: от эпических до неэпических жанров. В трилогии все подчинено типу повествования, оно во многом определяет особенности живых, полнокровных характеров и то многоголосное народное звучание (главным образом, в «Мастерах»), которое порой приглушает даже голос самого рассказчика.

Историко-философская проблематика в трилогии — это и тема и предмет раздумий, а порой и мудрствований героев; она явственна в комментарии повествователя и выражается в основном а стилизации, в духе народной (мнимо наивной) идеологии, поскольку повествователь Шикулы, так же как и его герои из народа прежде всего приверженцы этой идеологии. Шикула ясно видит историческую перспективу, он тщательно, детально выписывает малые жизненные явления, но столь же внимателен к крупным общественным категориям, он легко переходит от индивидуальных масштабов к историческим и социальным, проницает глубины жизни в поисках правды человеческих отношений. Человек у него не бессознательный исполнитель велений истории, его человек стремится стать равноправным ее партнером.

Шикула раскрывает внутренний мир своих персонажей без всякого крена в излишнюю психологизацию; они проявляют себя в действии и прежде всего в рассказе — в речи, в разговоре. Его персонажи, на наш взгляд, — это новая индивидуализация коллективного героя родной земли, ее безымянного люда, чья неписаная история воскрешается на страницах трилогии. В той же мере, в какой автор ценит эту историю, он ценит и своего коллективного героя. Писатель — строитель и выбирает в конкретной действительности материал, необходимый для его романической структуры. Но одновременно он и критик, поскольку никакой отбор невозможен без дифференциации. В родном народе он видит не только мастеров, но и бездельников, подлинную человечность с ее социальным, классовым инстинктом и волей, но и зыбкую уступчивость и двойственность беззащитного, спасающегося от беды человека. Однако в писательской концепции и интерпретации все эти люди не существуют вне времени, вне истории, они не бегут, не увертываются от ее настигающей колесницы. Шикула выводит на сцену народ, с которым ведет диалог многовековая история. Народ выступает наследником и продолжателем культурных традиций, в истории он познает самого себя и потому не проявляет своей исторической воли, пока не найдет для нее твердой почвы. Мастерство в понимании Шикулы есть проявление всесилия человеческих способностей не только в ходе преображения материального мира, но и в процессе созидания собственной истории. Участие в Восстании — это необходимость, обусловленная не столько общегуманными, сколько социальными, а следовательно, и политическими соображениями, и потому представляет собой конкретное претворение в жизнь глубинного смысла истории словацкого народа. Народные массы открывают для себя в условиях антифашистской борьбы революционную социальную перспективу, которая является не только естественным выражением жизненных устремлений народа, но и свидетельством его способности воспринимать самые прогрессивные тенденции нашей эпохи.