Аркан Карив - Однажды в Бишкеке

До сих пор эволюция не знала, что она делает, — она просто играла по правилам с предоставленным материалом. Разные получались цветочки и зверушки, но некому было заценить всю эту благодать, пока в результате непостижимо долгих для нашего разума игр не появился зритель, который также неминуемо стал художником. Зачем кроманьонскому человеку нужно было рисовать животных на стенах своей пещеры? Эволюционный ответ однозначен: чтобы повысить шансы своих генов на выживание. Как там было на самом деле, мы точно не знаем. Может, рисунки помогали охотиться. Главное, что искусство вовсе не надстройка над материальным базисом. Оно — не менее важное, чем еда и одежда, условие выживания.

Кроме рисунков, людям для выживания понадобились истории. И тогда произошел еще один эволюционный скачок: возник сюжет. Вначале люди не умели создавать сюжеты, как не умел этого делать я, когда был маленьким. Но потом они научились, как научился я, когда подрос. Закон Гесса о том, что развитие индивидуума повторяет развитие вида, такое сравнение одобряет.

На этом месте, дорогой Умберто, я мог бы подвести итог, сказав, что моя личная метафизика довольствуется научной картиной мира и сюжетами, которые способны производить мои фенотипические мозги. Однако в этом была бы изрядная толика лукавства, потому что вопросы о существовании Демиурга и наличии свободы воли волнуют меня не по-детски. Будем называть вещи своими именами — поговорим о Боге.

Для моего папы Бог был чрезвычайно привлекательной идеей. Но, будучи честным человеком, он никогда этой гипотезой не злоупотреблял. Однако в тогдашней антиутопии быть атеистом означало лить воду на чертово колесо власти. Так что с Богом я прошел через тоталитарный период, после чего мы оставались вместе еще долгие годы, за которые и Он, и я сильно изменились.

Я был бы готов сегодня объявить себя атеистом, если бы не одно соображение, которое, если оно и не является очередной попыткой доказательства существования Бога, то для меня, во всяком случае, оставляет вопрос о таковом существовании открытым. Это соображение касается современного представления о Вселенной. Я еще могу вообразить, что до Большого взрыва ничего не было, хотя это «ничего» вызывает серьезное беспокойство. Но мне совершенно непонятно, откуда взялись физические законы. После того как они взялись, все отлично сходится, но что же, черт возьми, было до этого?! Ответом может служить все то же пустое «ничего». Но природа пустоты не терпит. Восполнить этот пробел может только фантазия, а в ней, как говорится, и Богу найдется место.

Перейдем теперь к проклятому вопросу о свободе воли. Действительно, хотелось бы знать, подчиняемся мы судьбе или свободны в своих действиях? У меня есть сильное подозрение, что ответить на этот вопрос мешает изначальная некорректность формулировки. Результаты работы эволюции воспринимаются нами как итог заранее существующего плана, но это неверный взгляд. На самом деле к наблюдаемым результатам привел случай вкупе с закономерностью, выраженной в правилах игры. Эволюция действует неосознанно, но приходит к тому единственному результату, который требовался здесь и сейчас. Природа несколько раз по новой «изобретала» глаз. Не правда ли, похоже, что она «следует» принципу рабби Гилеля, согласно которому все предопределено и право дано?

Закавыченные слова в предыдущем абзаце предупреждают о несовершенстве моих построений. Но построения и не могут быть точнее, покуда не нашло ответа возмущенное восклицание Эйнштейна: «Я не верю, что Господь Бог играет в кости!»

Любой человек, игравший в азартно-интеллектуальные игры, такие, как нарды, например, знает, что хорошая стратегия побеждает даже в поле случайных исходов. Опустив некоторые промежуточные рассуждения, позволительно сказать следующее: последовательное применение правильной стратегии дает возможность добиться на длинном отрезке времени выигрыша по очкам, притом что существует реальная вероятность вылететь из игры раньше, чем существенно длинный отрезок будет пройден. Некоторые непредвиденные события жизни, смерть, например, способны свести на нет всю нашу стратегию. Если бы я не был конченым неврастеником, то действовал бы, как в песне поется: «Надо только выучиться ждать, / Надо быть спокойным и упрямым, / Чтоб порой от жизни получать / Радости скупые телеграммы». Гибкий смех мешает быть последовательным, но и без него никак нельзя.

Выигрышем в нашей жизненной игре следует считать выживание собственных генов. Это несколько отличается от выживания индивидуума, и отсюда, собственно, выводится склонность к альтруизму. Звучит цинично, но мать, жертвующая собой ради способного к репродукции ребенка, выигрывает. Но если ребенок к размножению не способен, то с точки зрения эволюции абсолютно все равно, кто из них двоих останется жить. Материнский инстинкт толкает жертвовать собой ради любого ребенка, потому что это — наилучшая стратегия для выживания генов. В животном мире холодный расчет, кого из родственников следует спасать ценой собственной жизни, соблюдается довольно строго. У вида Homo Sapiens, существующего, кроме как в биологическом, еще и в пространстве культурных воздействий, поведение обуславливается более изощренными механизмами.

В книге «Эгоистичный ген» Ричард Докинз вводит понятие мема. Мем — единица культурной информации. Это может быть анекдот, шлягер, крылатая фраза, правило буравчика, шестая заповедь. Мемов роднит с генами способность редуплицироваться и передаваться потомкам. Некоторые мемы столь же древние, что и род человеческий. Идея Бога, например.

Докинз посвятил мемам одну коротенькую главу, но хочется думать, что меметика станет когда-нибудь реальной дисциплиной. Пока не стала из-за очевидных трудностей. Во-первых, неохотно поддается определению само основное понятие — «мем». Если взять популярную песенку, то что следует считать мемом: весь текст вместе с мелодией? только припев? только первый куплет? Ну и так далее. Во-вторых, мемы размножаются совершенно по иным законам, чем гены. В-третьих, неясно, как отследить закономерности проявления мемов в фенотипах, то есть в людях. Ген зеленоглазости понятно как проявляется, а как проявляется мем «Мастера и Маргариты» или взятый из этого мема подмем «никого не трогаю, примус починяю»?

Воспарит ли теория мемов или так и останется красивой заявкой, бесспорно одно: культурное бессмертие значительно долговечнее генетического. Через двадцать поколений потомок Гомера уже ничем не напоминал его генетически, а «Одиссея», с незначительными мутациями, жива по сей день.