Аркан Карив - Операция 'Кеннеди'

© Аркан Карив

© Антон Носик

All rights reserved

Сюжет настоящей книги является художественным вымыслом. Все персонажи, герои, действующие физические и юридические лица являются плодом воображения авторов. Любое совпадение или сходство имен и обстоятельств, упоминаемых в данной книге, с реальными лицами и событиями является чистой случайностью.

Авторы выражают признательность Эли Куранту, Виталию Чиркову и Михаилу Шейтельману за идею; Александру Авербуху, Алану Ароловиичу (Chumka), Сергею Барбарашу (Sgt), Маргарите А. Бушелевой (missx), Марку Галеснику, Gin-Ger'у (Михаилу Крелину), Алине Креймер (ALishka), Андрею Кочурскому (Papa Padlo), Анатолию Лившицу, Зинаиде Селецкой (zinchik), Герману Шпигелю (gera) и другим читателям сырых начатков этой книги в рукописи и электронной форме — за потраченное время и ценные замечания по существу; Михаилу Генделеву — за блестящий разбор недостатков этого сочинения; Славе и Климу — за дешевые пельмени и блинчики, без которых эта книга никогда не была бы написана; Гонконгской туристической ассоциации и госпоже Винни Чанг — за помощь в изучении Длинного острова; Биллу Х. Гейтсу III — за хронический General Protection Fault, сопутствовавший написанию этой книги. Антон Носик выражает отдельную признательность Элине Романовне Некрасовой за то, что она есть.

.כי בימים ההם אין מלך בישראל ואיש הישר בעיניו יעשה

И в такие дни нет царя над Израилем, и всякий муж делает то, что правильно в глазах его.

Книга Судей, 17:6, 21:25

We are arrant knaves, all, believe none of us. Go thy way.

Шекспир, "Гамлет", акт 3, сцена 2

"В бесконечной Вселенной возможно все, — сказал Форд, - даже выживание".

Дуглас Н. Адамс, "Ресторан на краю Вселенной"

История, рассказанная ниже, правдива. К сожаленью, в наши дни не только ложь, но и простая правда нуждается в солидных подтвержденьях и доводах. Не есть ли это знак, что мы вступаем в совершенно новый, но грустный мир? Доказанная правда есть, собственно, не правда, а всего лишь сумма доказательств. Но теперь не говорят "я верю", а "согласен".

И. Бродский, "Посвящается Ялте"

Уважение к человеческой жизни — это святая святых нашей национальной культуры. Поэтому позвольте пожелать вам, чтобы эта святыня нашла выражение и в ваших произведениях.

Премьер-министр Израиля Шимон Перес в Обращении к израильским писателям,

18 ноября 1995

Тимур Кибиров, "Послание Льву Рубинштейну"

Из советского фольклора

Их было двое, спрятавшихся в высоких зарослях тропической осоки, возле самого забора, в зеленых маскхалатах с бурыми пятнами, десантных сапогах и высоких капюшонах. Они сидели так уже довольно долго — не меньше четверти часа, прижавшись к земле, не решаясь выйти из своего укрытия. Амир, уставившись в экран, наблюдал за ними с того самого момента, как они спрыгнули с забора и распластались в траве. Другие охранники тоже заметили на мониторах это странное движение — две тени, скользнувшие вниз по белой поверхности забора и замершие внизу.

Наконец, тени начали шевелиться. Амир следил за тем, как они медленно, пригибаясь к земле, движутся в сторону главного здания усадьбы. Лунный свет ярко освещал дорожку, ведущую от центральных ворот к крыльцу здания, так что здесь незваные посетители вряд ли рассчитывали остаться незамеченными. Впрочем, они, видимо, и не собирались воспользоваться парадным входом: еще не достигнув стены главного здания, гости изменили направление своего движения и начали пробираться к небольшому павильону, в котором располагались система автономного питания и коммутатор связи всей усадьбы.

Амир почесал в затылке. С одной стороны, его распирало любопытство. Зачем пришли эти люди? Что им нужно? Кто их послал? С другой стороны, в его обязанности ответственного за внутреннюю безопасность выяснение подобных вопросов не входило. Он должен был проследить, чтобы эти люди — зачем бы они ни пришли — умерли здесь и сейчас. Амир поднялся из кожаного кресла, приладил глушитель к стволу снайперской винтовки и, не сводя глаз с монитора, подошел к зарешеченному окну.

Глядя сверху, он не сразу различил их в траве, возле самых дверей павильона. Поймав один из зеленых капюшонов в крестовину оптического прицела, Амир выстрелил. Сухой хлопок потерялся в стрекоте тропических цикад и монотонном свисте неизвестной экзотической птички. Первый из гостей навзничь повалился в траву. Второй обернулся, взглянул на товарища и, возможно, успел даже понять, что произошло, перед тем, как раздался второй хлопок, и разрывная пуля седьмого с половиной калибра вошла ему в темя... Амир отошел от окна, взял со стола "Моторолу", поднес ее к губам и сказал в микрофон:

— Ли, Энди, проверить участок!

Матвей звенел и подпрыгивал: "А Шхем ни в коем случае нельзя отдавать! Ты что, отец! С катушек съехал?! Для того мы его в шестьдесят седьмом завоевывали, чтобы теперь этим засранцам отдавать?! Они там, в Израиле, без нас размякли, конечно: Дизенгоф, девчонки, то-се. Вон, в последнем "Мевасере" полстраницы рекламы одних секс-шопов. Ясное дело, жопу подставлять под арабские камни, а тем более пули, при такой клевой жизни в тылу никому уже не хочется. Но ничего. Мы, брат, внесем им свежую струю. Дай только доехать. Я лично, как приеду, сразу иду в десант записываться. Красный берет под погоном — и все тель-авивские телки у моих ног..."

Трясясь в такт прыгающей картинке шхемских улиц, вставленной в зарешеченное ветровое стекло моего джипа, я размышлял о том, как изменились мы с Матвеем за какие-нибудь десять-двенадцать лет. Ну в самом деле, разве это так много для человеческой жизни и судьбы — десять лет? Микеланджело свой Сан Пьетро, кажется, все четырнадцать разрисовывал. Неужели за это время он стал другим человеком? Изменил взгляды, привязанности, привычки и вообще — характер? А впрочем, может, и изменил. Это только когда читаешь чью-нибудь биографию, десять лет пролетают мигом. Когда проживаешь их сам, они тянутся бесконечно. А почему, кстати, десять? Когда мог гнать Матвеич свои телеги про Шхем и береты?.. Году, наверное, в восемьдесят втором, когда израильские танки героически рвались к Бейруту. Ну точно! — в восемьдесят втором, в июне, во время выпускных экзаменов. В метро, по дороге на экзамен по литературе, пока я пытался повторить единственный худо-бедно знакомый мне билет — "Грибоедов: Горе от ума", Матвеич заворачивал меня в бело-голубое знамя своей сионистской пропаганды. Что не помешало ему, сукиному сыну, получить пять, а мне — позорные три балла: я вытащил "Патриотическую тематику в советской литературе"... Значит не десять лет, а все тринадцать. Вечность...