Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Завязалась потасовка. Нина молотила кулаками куда попало, получая ответные тумаки. На шум прибежали учителя.

На следующий день оба стояли в кабинете директора, Радик с подбитым глазом, Нина с распухшим носом, и угрюмо молчали. Зато возмущенно тараторила мама Радика.

– Безобразие! Набрали в школу каких-то хулиганок из детского дома! Нормальных детей страшно в класс отпускать! Отчислите её немедленно! Я буду жаловаться!

– Ну, во-первых, никакая Нина не хулиганка и не детдомовка, живёт в семье с мамой и папой. А во-вторых, гражданочка, объясните сыну, что не пристало мальчику обижать девочку, тем более, стыдно драться с ней, – Чернышов говорил спокойно и твёрдо, – а если он ещё раз обидит мою дочь, я сам ему уши надеру.

После этого инцидента Нину с Лизой никто из мальчишек в школе не обижал. А Нина, получив неожиданно такую убедительную защиту в лице отчима, примирилась с его существованием. В глубине души она по-прежнему ревновала мать к нему, но дерзить, плакать и убегать из дома перестала. В семье воцарился хрупкий мир или, точнее, перемирие.

Настя опять, как в свои самые счастливые годы замужества, вела домашнее хозяйство, занималась дочками, домом, с удовольствием обшивала свою семью, ждала мужа с работы. Но она постоянно испытывала странное чувство, словно бы она артистка, играющая на сцене для зрителей роль счастливой жены. Спектакль рано или поздно закончится, и ей придётся снять костюм, смыть грим и возвращаться в свою собственную жизнь.

До войны оставалось менее четырёх лет.

Кузнечик, беспечно покачивался на длинной травинке прямо перед глазами Насти. Она лежала в траве, закинув руки за голову, глядела на нежное облачко, безмятежно плывущее в бескрайней лазурной вышине, и наслаждалась погожим летним воскресным днём. Из берёзовой рощицы, сбегающей по косогору к озерцу, доносилось неспешное «ку-ку…, ку-ку…». С берега слышались голоса дочек, они уговорили маму пойти с ними купаться. Настя поначалу отнекивалась, мало ли домашних дел у работающей женщины в единственный выходной, но потом сдалась на уговоры, тем более, что Иван Михайлович уехал по своим делам в город на весь день.

Настя недолго пробыла домохозяйкой. Вскоре после переезда в зерносовхоз она услышала, как Иван, отчитывая девочек за какую-то провинность, сказал: «Пока вы едите мой хлеб, будете делать, как я велю!» Скажи то же самое Георгий, родной отец, Настя бы его поддержала, но из уст отчима эта фраза резанула её сердце. На следующий же день она отправилась в сельсовет.

Работа для неё, жены главного бухгалтера зерносовхоза, нашлась сразу – поваром в больничной столовой. Мужу решение жены сильно не понравилось, в его представлении жена должна заботиться только о нём, детях и доме. Он мечтал, чтобы она порхала вокруг него в шёлковом халатике, боготворила его, как своего благодетеля, чтобы дома пахло пирогами, было уютно и красиво. Но Настя проявила характер, и Чернышову пришлось смириться. Да, честно говоря, он уже и сам почувствовал, что содержать большую семью даже на его зарплату тяжеловато, на «красивую жизнь» явно не хватало.

С берега раздался громкий всплеск, визг, крики. Настя села. Кузнечик, как пружинка, взвился вверх и исчез в траве. Лиза подкралась сзади к Нине, задумчиво стоявшей по колено в воде, и толкнула сестру, та плюхнулась, подняв фонтан брызг. Вскочив, Нина погналась по мелководью за озорницей, девчонки затеяли весёлую возню. Настя с улыбкой наблюдала за ними. Мокрые майки облепили ладные, уже вполне сформировавшиеся фигурки дочек. И когда успели так повзрослеть? Она всё воспринимала их, как детей, а оказывается, они уже девушки.

Нина только что закончила восьмой класс и собралась поступать в техникум, хотелось поскорей стать взрослой, самостоятельной. И специальность себе выбрала с заманчивым названием «технолог швейного производства». Да вот незадача – оказалось, что в Уфе такого техникума нет. Отчим, узнав о её планах, сказал своё решительное слово.

– Какой техникум? С твоей-то головой, с твоими пятёрками?! Только институт! Закончишь десятилетку, будешь поступать. А специальность выбирай, какую хочешь. Вот Лизе на следующий год надо думать о техникуме.

– Это я ещё сколько лет учиться буду?!

– Сколько надо, столько и будешь. Ты в люди выйти должна, и сестру за собой вывести.

Настя мужа поддержала, и Нина, поразмыслив, взрослых послушалась, не стала забирать документы из школы.

Вернувшись в посёлок, они почувствовали неладное. Было тихо и тревожно, как перед грозой.

– А где… все…? Почему так пусто на улице? – Лиза крутила головой, как птичка.

Действительно, ни старушек на завалинках, ни играющей ребятни на улице, ни прохожих. У подъезда столкнулись с соседкой.

– Что-то случилось, тёть Маш? Куда весь народ делся?

– А вы что, не знаете? Война началась, вот что случилось! Все радио слушают.

Вбежав в комнату, Настя кинулась к радиоприёмнику.

– … в четыре часа утра, без объявления войны, фашистская Германия напала на Советский Союз, – голос диктора звучал так, что у Насти подкосились ноги. Дальше диктор перечислял города, подвергшиеся бомбардировке, захваченные врагом населённые пункты.

– Да не пугайтесь вы так! Красная Армия этих фашистов в два счёта разобьёт. У нас же танки, самолёты. Ну, мы же смотрели фильм «Если завтра война», помните? – не очень уверенно сказала четырнадцатилетняя Лиза.

Однако, вести с фронта с каждым днём становились всё тревожнее, надежды на скорую победу Красной Армии таяли с каждым днём. Через пару недель Чернышов пришёл с работы в середине дня бледный, положил на стол белый листок.

– Вот… повестка. Меня забирают на фронт.

– Когда? – выдохнула Настя.

– Завтра к десяти явиться на школьный двор.

Провожали Ивана Михайловича все вместе. Из репродукторов лились берущие за душу тревожная музыка «Священной войны» и торжественно-грозные слова:

Нина весной вступила в комсомол. Слушая ежедневно об отступлении наших войск, о тяжёлых боях на всех фронтах, она решила, что её место там и, ни слова не сказав маме и сестре, отправилась в военкомат.

– Лет-то тебе сколько? – военком с помятым лицом и красными от недосыпания глазами повертел в руках её заявление.

– Шестнадцать, – бойко ответила Нина, и тихо добавила: – будет скоро.

– Вот, когда восемнадцать будет, тогда и приходи.

– Так к тому времени уже война закончится! А я комсомолка, мой долг Родину защищать.

Военком грустно усмехнулся:

– Хорошо бы, кабы закончилась. Ты, девочка, думаешь, за победу только на фронте сражаются? Армия сильна тылом. Победа сейчас всей страной куётся. Комсомолка, говоришь? Иди-ка ты в райком комсомола, там сейчас такие, как ты, ой как нужны.