Владимир Марамзин - Смешнее, чем прежде. Рассказы и повести [Сборник юмористических и сатирических, но в основе бытописательских рассказов.]

Если в соседней квартире лежит разменная мелочь в беспорядке соблазна: не укради! Это чужое, за него человек отдает каплю жизни.

Когда в пространстве улицы лежит в пыли государственный банковский знак — подыми. Но оглядись, не бродит ли где посторонний с опущенным взором. Это потерпевшая личность, и совесть не даст потом счастья за чужое съеденное горе. А вообще потеря есть народное добро, найди и пользуйся как представитель.

Гайка, крышка, блестящая деталь, труба, доска или винт, без охраны ввинченные в город на общественном месте — всегда твои, но не забудь соображение: если без этого трамвай соскочит с закругления рельсы, если свалится дом и убьет твою мать — то не надо. А если хлещет вода, это пусть: скорее сделают новое на такой видный случаи.

Не трогай телефон-автомата и друзьям объясни: это опасно нашей жизни. Твой отец видел фильм, там навеки умерла полезная, толстая женщина, не было откуда вызвать помощь укола, кругом поломка автоматов по вине нарушителей.

У личного народа не укради, а у государства бери всегда и все, что можешь: сколько раз увидишь, столько возьми, это наше. Опять соображай своей мыслью: государство хитро приставляет для ответа небольшую народную личность. Если дворник или сторож, его не подведи. Когда ответственность начальства, то сам Бог тебе велел, они всегда договорятся на акт расхода для нужд экономии. Торгового работника никогда не жалей, он развернется, при нашей малости, какую украдем, это только закваска, на ней взойдет, как сдобная опара. Особенно нерусский народ, он не понимает разумное хватит: еврейчик, цыган, татарчонок, кавказская нация в кепке, не знаю северный народ эскимосок, врать не буду.

Где сам ответственным лицом за материю, у себя не укради, в соседнем месте лучше. Конечно, можешь, но это целое занятие жизни, нам не по характеру следить ежедневно исправность баланса входящих. Вообще не советую должность начальства: это в нашем мире хуже честного вора.

Что можешь на службе государства съесть в себя или выпить на ход ноги, то это сделай: обратно никогда не отнимут и вообще упрека нет, поддержание жизни.

Украсть лучше много, чем мало: крупное всегда у народа в почете, мелкое содержит презрение жалости.

Не будь придурком честности, когда тебя не просят. От разделения труда уклонись, если можешь. Бюллетень недомогания у врача возьми всегда, дать обязан, организм в нашей жизни всегда ущемлен, пускай найдет больное место, медицина содержана нашей копейкой. Когда сумел, то минуту поспи, а лучше час, а лучше день, вместо непрерывной работы, и это не кража: эксплуатация труда в одиннадцать раз выше получки зарплаты, еще останется за ними. Но на субботник всегда выйди первый: это политика, и даже лучший друг не одобрит, он явился, а ты пренебрег, как нерусский. Смирись, гордый человек (прочел в одной книге искусства), лучше потом прогуляй хоть три дня по неизвестной причине похмелья, которую все понимают, но только до седьмого раза повторения.

Но если ты залез в карман гражданина и пассажира, то последняя сволочь. Может, у него остаточная сумма заначки и нет возможности на пиво.

Не скажу ограбь, но и не ограбь не скажу также, при наличии друзей детства могут завлечь. Тогда выбирайте состоящих в местных органах власти: наружность толстая от объедения жизни, квартира имеет четыре замка. Все-таки лучше не ограбь, помни, это нам подстроено: государство специально тычет носом, чтоб не брали у него, чтобы взяли у ближнего. Хотя попадешься, то вынуждено дать на всю катушку.

Никогда не укради, если слабее тебя: это нехорошо.

Женщину лучше используй, в крайнем случае, по прямому назначению насилья. Никогда не отними украшение вещи, одежды или стоимость денег. Наоборот, по окончании отдай ей подарок за продукт удовольствия, однако если имела желание, тут полный расчет.

Какой материал или вещество лежит без присмотра, возьми и дома сохрани, пока взойдет она: звезда пленительного счастья. В государственном виде все равно пропадет и развеется ветром.

Военную технику не тронь, хотя бы валялась, крепи оборону страны, тебя же запросит о помощи в трудном случае катастрофы.

Неизвестную химию, лежит или в бутылках: не укради! Можешь обкушаться сам и семья ближних родственников. Также не укради золотое изделие государства или другой металл драгоценности: это высшая опасность политики, ее сердить не надо, ударит большим криминальным законом. У населения, наоборот, это самая легкая жалость пропажи: предмет второй роскоши.

В других случаях, кроме вышеперечисленных, можешь немного украсть для пользы семейства, оно есть ячейка прочности нашей страны, весь народ приворовывает, от мала до велика, от южных голых скал до северных морей, и мы не хуже.

И помни: Россия такая держава, что если ты сделаешь грех воровства, другой взамен тебя отдаст последние штаны напрасной честности и будет дохнуть голодом перед лицом горы общественного хлеба, который все равно сгниет без достаточной пользы. Не смейся над таким, в нем, может, не глупость, а твое искупление. Как говорили старинные урки: пред народом виновен, перед Богом я чист. И это лишь благодаря арифметике разных характеров одной шестой части исторической суши.

Я не выдержал и решил появиться в моем личном творчестве. Никто не может мне этого запретить, да, не может.

Письменность стала чистейший обман. Она пытается скрыть, что она письменность, что ее, значит, пишут. Она притворяется действием, она хочет впрыгнуть в нашу голову сама собой, через глаз, и там притаиться картинкой из памяти. Письменность прячет в карман свою буквенность и выдвигает наперед свою строчность. Строчность роднит ее с телевизором. Каждый роман спит и видит себя на экране. Кто теперь читает буквы, кто видит слова, кто наслаждается их управлением? Все глотают страницы, пожирают абзацы и уже на кончиках ресниц превращают их в кадры.

Кина не будет, мои дорогие друзья!

Придя домой, письмо было получено. Придя домой, письмо быть полученным очень старалось. Оно хотело быть получено мной от меня самого, письменное этакое письмо, в небольшом письменном виде.

Придя домой, письмо получено не было.

Несколько минут находился во власти молчания.

Вдруг неожиданно в воздухе почувствовалось смутное беспокойство. Посмотрев в зеркало, я увидел в зеркале отражение своего вопросительного лица. На лице отражался вопрос моей жизни.

— Вот здорово! — вырвалось у меня восклицание.

Запустив руку под шляпу, я зачесал свой затылок. Это была моя привычка — чесать свои затылок, когда у меня возникал вопрос и когда ответ бывал затруднителен.