Александр Брежнев - Софринский тарантас

Зато партизаны спаслись. Под покровом темноты они довывели весь свой оставшийся отряд через болото в безопасное место. Местные жители так и не смогли их убедить в том, что их спас монах Никита. Партизаны не могли даже не то что поверить, но и представить, что тщедушный, болезненный на вид юноша, фанатически верящий в Бога и при этом никогда в своей жизни не бравший оружия в руки, вдруг решился дать бой целой команде немцев.

Судьба Никиты неизвестна. Куда он делся, до сих пор никто не знает. Одни говорят, что он чудом спасся, проникнув в подземный ход. Другие утверждают, что он сам себя подорвал гранатой. Наверное, нервы не выдержали, вот он и подорвал себя… При этом действовал сознательно, как все сознательно делал в своей жизни.

Витьке холодно. Душа ноет, сердце ноет, тело ноет. Он пьет лекарство, которое дает ему жена, но боль все равно не проходит. Почти всю свою жизнь он верил главному Начальнику, а на днях он оказался дрянью.

— Вишь, как свалили друга твоего, — сказали Витьке слесаря.

— Он по состоянию здоровья ушел и в связи с уходом на пенсию… — слабым голоском попытался возразить им Витька.

И тогда вдруг токарь Прошка-богатырь подошел к нему и, достав из робы замусоленную газету, сунул Витьке под нос.

— Ему рожу надо было набить при всех, а его на пенсию. Вор он и гад. Книжечками-корочками прикрывался и рад был…

За спиной Прошки стоит почти весь цех. Станки остановили и собрались все вместе. Витька прекрасно знает, что произошло. Прошка, встав на табуретку, читает: «Известно, к чему приводит отсутствие коллегиальности и широкой гласности при решении кадровых вопросов: на руководящие посты выдвигались люди, оказывающиеся на поверку беспомощными, не знающими сути дела. Обстановка келейности в ряде случаев приводила к тому, что на работу выдвигались люди по признакам личной преданности…»

— Короче… — закричали слесаря на Прошку.

— Могу и короче… — огрызнулся тот и продолжил: — «За грубые нарушения норм партийной жизни, проявления вседозволенности, протекционизма, злоупотребление служебным положением, взяточничество, коррупцию товарищ главный Начальник привлечен к ответственности. На дачном участке он выстроил роскошную резиденцию с сауной, теплицей, фонтаном, бильярдной, кинозалом и бассейном. Все это было оборудовано роскошной мебелью и другими атрибутами княжеского быта. Для обслуживания личных помещений использовался наемный труд. Свои личные дворцы он и некоторые другие главные Начальники строили в то время, когда в районе рушился родильной дом и в аварийном состоянии находилось три детских дошкольных учреждения…»

Витька мастер. Рабочие его любят. Но вот внушил он себе, что главный Начальник чуть ли не бог. А оказалось, что все обман. И произошло все это так внезапно, что Прошка от растерянности не знает, куда и глаза деть. Хотелось не верить всему этому, но газета есть газета. С горечью держит он в руках ее, всю замусоленную, пропахшую потом. И то ли от пота, то ли от влажности в цеху кажется, что текст, в котором сообщалось, что его сосед-дачник, главный из главнейших Начальников, снят в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья, покрыт погребальным воском.

— По делу ему… Слышишь, Витька, по делу ему… — в восторге кричит Прошка.

Рабочие подошли к станкам и вновь завели их, и те загудели.

Витька стоял понурив голову. Работать не хотелось. И выходить из цеха на улицу тоже не хотелось.

«Как же так?.. — ни на кого не обращая внимания, думал он. — Как же так?..» И заводской полумрак вдруг оживал перед его глазами, и он, точно какой-то страшный великан, медленно наступал на него, то и дело останавливаясь и трясясь.

— Мы так просто дело не оставим. Мы попросим, чтобы с ним как следует разобрались… — продолжал кричать Прошка. Витька протер глаза. Оказывается, не полумрак на него наступал, а сам Прошка. — Его в зону надо, в лагеря… а его на пенсию…

Прошка был злой.

Почему человек так загадочен и сложен? Почему он так меняется, особенно если его назначают куда-нибудь повыше? Он знал ведь главного Начальника с детства. Они вместе играли в прятки, вместе ели хлеб, летом вместе засыпали на сеновале.

Его домик и дачу Начальника разделяла дорога. По ней мало кто ездил, потому что она была глухой, в начале шоссейного ответвления имела самодельный шлагбаум, который пропускал только автомашину Начальника. Ключ от замка на шлагбауме был и у Витьки, но он им мало пользовался. Привозить ему особо было нечего. А друзья у него почти все безлошадные, а пешему под шлагбаумом пройти чепуха. Витькин домик, как и дача Начальника, примыкает к лесу. Старинные ели и сосны растут густо, почти всегда они молчаливы, даже на ветру не шумят, стоят в какой-то таинственной неизъяснимой задумчивости и лишь изредка макушками чуть-чуть двигаются.

Издали они кажутся выточенными из камня. А когда летом солнце не в меру ярко слепит, ели и сосны блестят, точно металлические. Своей этой вековой крепостью они так прочны, что некоторые люди их побаиваются и особо не любят лесом ходить, а идут через просеку по асфальтированной и освещаемой по вечерам электрическими фонарями дорожке.

Ночью по лесу летают совы. В последнее время они перестали прятаться и уединяться, а смело подлетают к домам и жалобно, по-детски кричат и охают, надеясь, что кто-то обратит на них внимание. Но люди заняты делом, им не до сов. Да и надоели они им. Ведь каждый живущий здесь постоянно помнит их с детства. Так что кричат совы и щелкают клювом в свое удовольствие. Хотя, безусловно, каждый житель к ним относится с уважением. Сова птица добрая, предостерегающая и кричит не зря. Она все время подсказывает человеку, напоминает ему, что он всегда должен стремиться измениться к лучшему, иначе быстрое время может с ним расстаться.

Витькина жена говорит, что совы не кричат, а плачут. Умер кто-то на земле, вот они плачут.

Когда совы, вылетев из леса, садятся на забор, Витька подолгу рассматривает их из окна. Глаза их, точно раскаленные в печи две картошины, горят ярко-ярко. Перышки на брюшке то и дело вздрагивают. Кривым клювом то и дело чистят они крылья, изредка постукивая им по штакетинам. Иногда в туманной дымке кажутся они Витьке озябшими собачонками, неизвестно как взобравшимися на заборную перекладину. А порой, когда вечер синий-синий, а где-то вдали заманчиво-дразняще блестит неисчезающий закат, они напоминают сказочных маленьких гномиков, таинственно-важных и наивно-красивых.

Начальник не любит, если совы садятся на его опутанный колючей проволокой забор. Увидев их, он закрывает на даче все окна. Витькина жена Анюта часто кидает им хлеб. Но они его почему-то не едят.