Юрий Григорьев - Морские люди

Экспериментировали с красками долго и со вкусом, благо никто не мешал. Сторонних наблюдателей и отрывающих от дела просто-напросто не находилось. В воздухе стоял густой запах ремонтирующейся квартиры, всем шатающимся без дела матросам он безошибочно подсказывал, что дальше хода нет, там главный боцман. А нуждающиеся в его безотлагательной помощи, в такие минуты предпочитали направлять свои стопы к дежурному боцману. Зачем мешать Петрусенко, человеку, занятому важным делом.

Старшина первой статьи Абросимов комментировал ход своих действий кладовщику, найдя в нем прилежного слушателя. Петр Иванович по обыкновению своему работал вдумчиво, прикидывая, как будет выглядеть полученный цвет в солнечную, дождливую, туманную погоду. Он ныл себе под нос что-то такое незамысловатое, ему приятно было работать и петь. Славно чувствовал себя Петрусенко, довольный разрешением старпома на покраску, подходящей погодой и возможностью проявить талант настоящего боцмана.

Но вот отложил кисть Абросимов, замолк и отряхнул кристальной чистоты «передник» Петр Иванович. Три наиболее удачных образца они отложили в сторону, остальные Силагадзе решил приберечь, соскреб с фанерок краску, поставил их сушиться, а содержимое плошек он столь же аккуратно слил в бочки, так объяснив свои действия:

— У меня бабушка, бэбия по-нашему, знаете какая? Весь дом в руках держит. Так вот, за это она меня обязательно похвалила бы.

Петр Иванович знал, что матрос воспитывался у родителей матери. Парень скучал по той, гражданской жизни. Ему доставляло удовольствие рассказывать о своих ближних, о домашних делах. Такие беседы помогали ему скрашивать корабельную службу. Старшему мичману нравилась непосредственность подчиненного, как-то не лежала душа к людям скрытным.

Он вернул свернутую простынку и поинтересовался:

— Письма давно получал?

Силагадзе благодарно улыбнулся, ответил:

— Сразу, как пришли с моря, почтальон приносил. Хорошее письмо из дома прислали. Бэбия всем боцманам привет передает, зовет всех в гости. Интересно, где мы поместимся? А, вот зачем думать, когда можно в саду поставить большую палатку. Десять деревьев мандарин растут, хурма-мурма, груши и яблоки там разные, кушай. Хорошо.

— Не бывал я в Грузии. Вот где не бывал, то не бывал. А неплохо бы съездить в отпуск. Завидую мичману Борисову, отдыхает он сейчас.

— Ну, товарищ старший мичман, это разве отпуск. В Якутию я бы не поехал. Зачем?

— Борисов там родился. Вот скажи нам Абросимов, куда бы наш Силагадзе поехал?

Старшина первой статьи посмотрел на решительное лицо матроса и засмеялся:

— К бэбии своей, куда же еще? А я бы прямиком в Центрально-черноземную полосу России. Там, в Тамбовской области, есть село Рассказово. Простору там столько, что никакого кавказского рая не надо. Эх и жизнь, разве сравнишь нашу землю с горами?

— Понял, Гоча?

— Нет, не понял я, как Кавказ может быть хуже Тамбова, зачем так говорить.

Когда матрос горячился, в его речи невольно начинал звучать грузинский акцент. Абросимов переглянулся с Петром Ивановичем и хлопнул Силагадзе по плечу:

— Там хорошо, где родной дом, ты это знаешь. Или я неверно говорю? Пойдемте, товарищ старший мичман, к Черкашину, а он пусть думает.

Скоро оба были у старпома, капитан-лейтенанта Черкашина. Виктор Степанович расположил перед собой принесенные образцы и стал внимательно их рассматривать. Петр Иванович и старшина переглянулись. Наконец, офицер отложил из трех принесенных две:

— Эти, по-моему, подойдут. Покажу командиру, последнее слово за ним. Вам спасибо, душу вложили, чувствуется. Ну, и будем краситься.

Петрусенко выразительно глянул на старшину. Дело сделано, можно быть свободными, а там начальство пусть решает. Тот кивнул, поправил берет и чуть посторонился, давая Петру Ивановичу дорогу к двери.

— Товарищ старший мичман, вы останьтесь на минутку.

Старший помощник командира начал с того, что на корабль прибыли первые молодые матросы. И что это неплохо. Появилась возможность подумать о замещении вакантных мест, он в первую очередь вспомнил о нуждах боцманской команды.

Виктор Степанович говорил, а сам краешком глаза следил за реакцией Петрусенко. Тот почувствовал какой-то подвох и решил пока помолчать, подождать, что будет дальше. Старший помощник бодренько похлопал по лежащему на столе списку, расстегнул верхнюю пуговицу кителя и посмотрел на Петра Ивановича.

— Абросимов осенью увольняется, так?

Петрусенко подозрительно посмотрел, сдержанно кивнул. Насчет вакансий он уже имел кое-какие планы и теперь старался понять, куда клонит Черкашин. Промелькнула и укрепилась мысль: «Не иначе, как он хочет спихнуть ко мне в команду бестолочь из какой-нибудь боевой части или, того хуже, сбагрить хулигана, бездельника на перевоспитание. Нужно быть осторожным, внимательным. Держать, держать ушки на макушке».

Между тем старпом продолжал:

— Вот и нашел я вам человека, товарищ старший мичман. Идите, принимайте новенького, с иголочки. Конев его фамилия. Познакомитесь, расскажете матросу что к чему, словом, введете его в курс дела. Ну, не мне вас учить Петр Иванович, что, впервые что-ли?

Такого Петрусенко не ожидал. Он был готов услышать какую угодно фамилию, только не эту. Он опешил:

— Как вы сказали Виктор Степанович? Матрос Конев? Из вновь прибывших?

— Э, да я вижу, вы уже знакомы. Тем лучше. Я вам верю и думаю, что новичок попал в хорошие, заботливые руки.

Петр Иванович помрачнел. Зачем ему этот маменькин сынок? Эх, надо было вместе с Климом подойти к помощнику командира старшему лейтенанту Шапурину и попросить перевода в боцманскую команду матроса Уразниязова. У акустиков ему все равно делать нечего, а в боцкоманде парню самое место. Лучше не придумать. Парень крепкий, работящий, в коллективе ребята разных национальностей, прижился бы.

Внезапно охрипшим голосом старший мичман попросил:

— Давайте лучше я возьму матроса Уразниязова у акустиков. Старшина команды не будет против, ручаюсь. Офицеры боевой части тоже. Все равно он там у них вроде балласта. А что нам с этого Конева? Метр с кепкой, сорок конопушек и плечики, как у барышни. Это не боцман, да мои архаровцы его просто-напросто съедят и косточек не останется.

Петрусенко до того опешил от предложения Черкашина, что понес явную несуразицу, хотя в тот момент ему казалось, что приводит аргументы самые убедительные:

— Боцман должен быть отменного здоровья, товарищ капитан-лейтенант. Чтобы шея так шея, не тоньше телеграфного столба и руки с совковую лопату. В нашу команду только таких надо назначать. Да вы сами об этом прекрасно знаете. Давайте решим насчет Уразниязова, парень он крепкий, в самый раз бочки да швартовы ворочать. А Конев что, вы сами видели, маменькин сынок, ему самое место в штабе, за пишущей машинкой.