Дмитрий Быков - Гонорар

— Почему вам тогда вообще не отказаться от частной практики?

— Ну, видите ли, нам же надо как-то распространять свою литературу, ездить друг к другу, обмениваться опытом…

— Масонство прямо.

— Ну, друг мой, а что плохого в масонстве? — Фатумолог закурил с большим удовольствием. — Только это масонство будет на порядок повыше. Масоны только в одном ошибаются: они все хотят добро делать, а кто знает, что такое добро? Это уж насилие получается, вмешательство. А фатумолог — орудие судьбы: она сама его избирает. Самый большой вклад в общую фатумологию — знаете чей? Набокова. Всякого рода фантасты, писатели, предсказатели — они же исходят из чего-то? Мы просто это пытаемся поставить на научную основу, вывести алгоритм. Перспективы, сами понимаете, какие. И раз уж вас судьба сюда привела — можно надеяться, что она из вас не сделает трепача…

— Можно, — кивнул Баринов. — Я все-таки, понимаете, не так серьезно к этому отношусь, чтобы трепаться. Повод не тот.

— И отлично, — беззлобно оказал фатумолог. — Я вас и не заставляю все принимать всерьез. Есть Кассандра, и есть компьютер, а какой получится синтез — мы сами толком не знаем. Мое дело — обозначить ваш выбор, а ваше дело — решить, как перераспределить сумму происходящего, которая вам, простите за грубое слово, имманентна.

Поулыбались.

— А теперь, — сказал фатумолог, — попрошу вас заполнить анкету, к которой тоже не нужно относиться слишком всерьез.

— Я некоторым образом без невесты, — замялся Баринов.

— Достаточно кого-то одного. Вы же встретились? Встретились. Вот от этой точки и начнем плясать.

— Убедительно, — сказал Баринов.

— Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились, — сказал фатумолог. — Без тех подробностей, которые считаете излишними. Как на приеме у сексопатолога, только наоборот.

— Это можно, — улыбнулся Баринов. Он любил об этом рассказывать. — Была такая, знаете, вечеринка, довольно заурядная — с водкой, с разговорами, с девушками хорошими. У меня был жуткий облом в личной жизни, я только что окончательно отпустил девушку одну, которая то уходила, то приходила, и это тянулось бесконечно. А мне тогда казалось, что она и есть та, единственная…

Фатумолог что-то пометил на листе бумаги.

— Да, и вот я ее наконец отпустил или послал, как мне тогда казалось, и много пил, и на кухнях исповедовался приятелям, а они мне кого-то подыскивали. И вот там я по пьяни стал читать стихи одной девочке замечательной, с которой мы вместе курили на лестнице и которая там тоже была достаточно, знаете, инородное тело. Потом танцы… Мне прямо казалось, что действительно судьба ее подкинула — именно тогда. И у нее тоже трудное было время — ее как раз бросил один из тех ребят, которые там выпивали. Она пришла-то с ним, но у них уже все треснуло. А я не знал, что они там вдвоем, так что все завязалось прямо у него на глазах. Он несколько прибалдел, и ее, надо сказать, это как-то подталкивало. Хотя, как вы понимаете, это было не главное.

Фатумолог коротко кивнул.

— Ну вот, — продолжал Баринов, — ушли мы оттуда вместе, и она поехала ко мне ночевать, но мне, хоть и пьяному, что-то подсказывало, что делать ничего не надо, все будет с отчаяния, со зла, и потом друг на друга смотреть не захочется. Всю ночь протрепались, неделю почти не расставались, сейчас, можно сказать, она ко мне уже переехала… в какой-то степени, — добавил Баринов, вспоминая, как долго Ирка не решалась перевезти вещи и как он сам, попросив друга подъехать на машине, перевез ее вместе со всей одеждой, обувью и косметикой. Ирка все равно почти каждый день заходила к матери, иногда Баринов тоже у них ночевал.

— Очень интересно, — сказал фатумолог. — Теперь анкета. Только думайте как следует и никуда не спешите.

Баринов придвинул было к себе анкету, но поднял глаза на фатумолога.

— Слушайте, я совсем забыл: деньги-то мне, наверное, с самого начала надо было отдать?

— Нет, после. — Фатумолог говорил о деньгах совершенно спокойно. — Вы, конечно, мне симпатичны, и вообще ко мне чаще всего приводят сильных людей. Я же говорю — судьба. Но деньги мне у вас все равно придется взять — во-первых, вы хорошо знаете, что такое гонорар, а мне тут на неделю работы, а во-вторых, из теории имманентности следует, что за все приходится платить. Если не отдадите денег, вы меня не послушаетесь. И потом, мы думаем о своем журнале, это я вам могу сказать как коллеге.

— Возьмете?

— В журнал? Нет, он будет совсем научный. Сами не захотите. А средства нужны — бумага, почта. Вы сидите заполняйте, я пойду в ту комнату статью писать. Как закончите, позовите. Игорь меня зовут. Фамилия — Малахов.

— Андрей, — коротко представился Баринов, закурил и углубился в анкету.

Это была действительно та еще анкета, размноженная на ксероксе, раскинувшаяся на шести листах. Сзади был подколот один пустой.

«Перечислите пять самых значительных событий в вашей жизни, желательно с точными датами».

Баринов задумался. Что за глупости! Он написал дату рождения, год, когда сочинил первые стишки, месяц возвращения из армии, день, когда впервые ударил человека по лицу за свинство и, подумав, день, когда на его глазах человек бросался под поезд. Это было в метро, и его удержали.

— Игорь! — крикнул он в другую комнату. — Можно шестую дату?

— Нежелательно, — ответил фатумолог. — Укажите в сноске.

Баринов сделал сноску «Нежелательная дата» и указал еще один день, но передумал и густо зачеркнул.

«Подробно опишите квартиру, в которой вы живете, а также лестницу, лифт и подъезд».

Ни фига себе, подумал Баринов. У Ахматовой он читал о том, что вернее всего забывается виденное ежедневно. Тем не менее он со скрипом нарисовал план квартиры, описал лифт с надписью «Кровь людская — не водица» и лестницу с невесть как вделанными в потолок спичками, вокруг которых чернели пятна копоти. Напрягшись, он вспомнил, что у лестницы, ведущей к лифту, была выщерблена предпоследняя ступенька.

Далее он ответил, какие качества больше всего ненавидит в себе и ценит в окружающих. Кое-что совпало.

«Как вы оцениваете свое здоровье?»

Свое здоровье Баринов оценивал хорошо. Он написал бы «отлично», но боялся сглазить.

«Какими ритуалами сопровождается ваш выход из дома и возвращение с работы?»

Ага, смекнул Баринов. Значит, это не у меня одного. Рядом с вопросом стояла звездочка.

— Игорь! — крикнул он. — Извините, что означает звездочка?

— Если не хотите, можете не разглашать.

— Ясно, — сказал Баринов и написал: «Перед ящиком с газетами всегда дотрагиваюсь до стены. Осталось от ожидания повестки». Еще кое- что он вспомнил, отвечая на другие вопросы, и дописал.

«Какие приметы (числа, сны, страхи) обычно сбывались?»