Кирилл Апостолов - Времена и люди

— Сейчас шесть. Даю вам сроку два часа. Обдумайте еще раз и то, на что вас толкает Трайко Стаменов, и то, что говорили тетя Велика, бай Серги. Подумайте и к восьми приходите. Но я заявляю сразу: если будете саботировать наше предложение, независимо от побуждений — торгашеских или каких-либо других, — я подам в отставку.

Дверь распахнулась, и председатель промчался мимо него к лестнице.

Преодолев страх и чувство неудобства, Филипп заглянул в кабинет. Трайко Стаменов, окруженный большинством заседавших, запальчиво выкрикивал:

— Пугает! Будто дети несмышленые перед ним! Ишь, в отставку подаст. Возьмут да и дадут. Ишь, какой фортель выкинул! Мне его хозяин Илия рассказывал…

Но тут подошли к двери Марян Генков и Симо Голубов и повели его с собой.

Войдя в свой кабинет, Марян, нервно шагая взад-вперед, заговорил:

— Ошибка, ошибка! Кто мог ожидать? Хотя бы с отставкой своей не выскакивал!

— Он в своем репертуаре, — усмехнулся Голубов. — Как всегда, с позиции силы. Чему тут удивляться?

— Все сам! Все сам! А ведь не прав! Разве можно применять такой тактический ход?

— Не везет председателю нашему. И раньше не везло. Не понимают его люди — ни вышестоящие, ни подчиненные.

— Ты единственный… понимаешь, — язвительно протянул Марян.

Симо кивнул утвердительно, словно неодобрительная реплика Маряна не содержала в себе осуждения.

— И потому ты против?

Агроном в ответ изобразил на лице кислую мину, но в следующий же миг улыбнулся примирительно.

— Ты, ты… ты прожженный… — вышел из своего обычного терпения Генков.

— Циник? Это хочешь сказать? Не от тебя первого слышу. Но это слово, надо тебе сказать, мне по душе. Звучит современно… и даже мужественно. То, что некоторые нарекают цинизмом, на самом деле смелость называть вещи своими именами. А ты, Марян, — Голубов насмешливо прищурил глаза, — тоже это любишь и практикуешь, значит, и ты циник… Во всяком случае, — оставил свой полушутливый-полусерьезный тон агроном, — мне его жаль.

— Так предлагай, что делать.

Филипп слушал, прислонившись к стене у двери. Он был всецело на стороне Маряна Генкова, но его последние слова раздосадовали: агроном, что вообще в его стиле, смотрит на дело не вполне серьезно, а секретарь, словно не понимая этого, спрашивает у него совета.

— Дурень он порядочный. Надо же было не оставить себе пути к отступлению!.. А может, он нарочно, а? — задумчиво проговорил Симо. — Да, надежд на отступление никаких. И теперь нам деваться некуда, мы обязаны любой ценой убедить правление…

— Легко сказать… Убедить! А как? Все ощетинились…

Вошли тетя Велика, бай Серги, Ангел, спросив сначала, можно ли, не помешают ли.

— Входите, входите… Мы тут головы ломаем, думаем.

— И мы думали, — начала сухо тетя Велика. — Надумали, да не знаем, одобрите ли. Послать надо человека к бай Тишо. Рассказать ему… все. Что он скажет…

— Чтоб не получилось, что за его спиной дела такие вершим. Да и народ, когда узнает, что бай Тишо сказал, нас будет иначе слушать, — заторопился бай Серги и тут же раскашлялся.

— Оно бы хорошо, — засомневался Марян. — Да кто нас пустит? Больница ведь! Да и беспокоить больного…

— Я знаю, как пройти можно, — сделал шаг от стены Филипп.

В этот момент Ангел, который тоже стоял рядом с дверью, с силой ударил по ней. Кто-то в коридоре отскочил от двери, заорав: «Ой, убили! Убили!», а Ангел, прикрыв дверь, сделал успокаивающий знак рукой.

— Я, еще когда сюда шли, подумал: чего крутится, паразит, у двери, наверняка шпионить собрался. И точно, слышу, трется кто-то об дверь.

С другой стороны двери началась суета: «Что с тобой? Кто тебя?»

— Надо посмотреть, может, что серьезное, — забеспокоился Марян, и все вышли в коридор.

Трайко Стаменов стоял, зажав рукой нос; кровь просачивалась из-под пальцев, оставляя красные борозды на подбородке. Кто-то, схватив его под руку, повел в туалет. Марян, Симо и Филипп вернулись в кабинет, а тетя Велика, бай Серги и Ангел остались в коридоре с членами правления.

— Разве так можно? Убили бы человека!

— Что случилось-то? — подходили другие, не видевшие «сцены».

— А то, — гаркнул Ангел, бай Трайко хотел своим любопытным носом просверлить дырку в двери, да она, на его беду, оказалась крепче носа.

— Ха-ха-ха! — захохотали подошедшие. — Как аукнулось, так и откликнулось.

Из кабинета вышел Филипп и, кивнув Ангелу, постукивая палкой, направился к лестнице. Ангел догнал его, и они вместе свернули на лестничную площадку. На улице взревел мотор, шум его стал удаляться в сторону города.

— Спорю, — сказал бай Серги громко, чтобы слышали все, — к бай Тишо ребята помчались, не иначе.

Один из противников откликнулся недовольным тоном:

— Засуетились…

— Поглядим, что выйдет, эхма…

— А что выйдет? — вмешался еще один. — Бай Тишо никогда не шел против народа. И сейчас не пойдет.

— А это зависит от того, чего народ хочет. Очень зависит. Да и кто народ-то? Илия, Трайко, еще, может, с десяток. Это не весь народ. То-то и оно.

Вышел в коридор Симо Голубов, постоял, послушал, потом сказал:

— Шли бы по домам. До восьми время есть, да и поужинать надо. Заседать, видно, долго придется.

— А чего не позаседать? — развеселился бай Серги. — Это вы не знаете, а я-то помню, я ведь членом первого правления был. Так тогда целые ночи напролет заседали, да к тому же чуть ли не каждую ночь. Вот помню… на второй или на третий год, как объединились… Ах-ах-ах, — раскашлялся он, — совсем астма одолела. В другой раз доскажу.

Из здания они вышли гурьбой и тут же торопливо разошлись, словно кто бросил сверху ком земли и частицы его разлетелись в разные стороны.

Каждый пошел своей дорогой, своей походкой, углубившись в свои собственные мысли о сегодняшнем и завтрашнем дне.

Последними вышли Марян Генков и Симо Голубов.

Что сказал бы Сивриев, если б узнал, куда они едут? Одно совершенно точно: выругал бы тех, кто это придумал, значит, и его. Э, пусть, сказал он сам себе, лишь бы на пользу. «Думаешь, бай Тишо примет сторону начальства?» — спросил Ангел, когда они выехали из села. Откуда ему знать, чью сторону примет югненский непререкаемый авторитет? Их задача — рассказать ему объективно, как обстоят дела, а что он скажет… Лично ему хочется, чтобы бай Тишо думал так же, как Сивриев, Марян Генков… «А если не пустят? Тогда как?» — продолжал бередить душу Ангел, словно не было у него других забот. Лучше гнал бы машину побыстрее, до восьми же нужно вернуться. «Тетя Славка говорит, что ему в последние дни хуже…» Пройти он пройдет. А что дальше…

Чем ближе город, тем загруженнее шоссе, тем медленнее идет машина, и он то и дело поглядывал на часы.