Эндрю Хёрли - Лоуни

Все еще дрожа, я стащил куртку и свитер и изо всех сил выкрутил их, чтобы выжать воду.

— Почему ты ушел вот так? — наконец выговорил я. — Почему ты не сказал мне, куда ты идешь?

Хэнни смотрел на меня.

— Ты идиот, — продолжал я, оборачиваясь в сторону песков, которые теперь полностью исчезли под водой. — Мы сегодня утром должны ехать домой. И как, черт тебя побери, мы теперь вернемся? Все будут гадать, куда мы девались. Мать будет злиться, а по шее получу я. Когда ты делаешь какую-нибудь глупость, это всегда моя вина. Ты ведь знаешь это, правда, Хэнни?

Хэнни похлопал по карманам и достал своего пластикового динозавра.

— Ты всегда просишь прощения, Хэнни, — вздохнул я, — но только почему ты не можешь сначала подумать, прежде чем что-то сделать?

Хэнни долго смотрел на меня. Потом он наклонил голову и, порывшись в карманах, вытащил маску гориллы. Я подошел к нему и отобрал маску, прежде чем он надел ее.

— Ничего ты не боишься, Хэнни, — сказал я. — Ты ведь не боялся, когда прокрался тайком из дому без меня? Не боялся сам прийти сюда?

Брат вряд ли отдавал себе в этом отчет, конечно, но я был все равно зол на него. Больше, чем следовало бы. И я бросил маску в море. Хэнни взглянул на меня и бросился к воде, стараясь вытащить маску при помощи винтовки. Он несколько раз пытался зацепить ее, но она наполнилась водой и исчезла. Он обернулся и взглянул на меня так, как будто хотел ударить меня. Потом остановился и посмотрел в сторону «Фессалии». Затем поцеловал ладонь.

— Нет, Хэнни, — сказал я. — Мы не можем туда идти и встречаться с ней. Больше не можем. Мы должны держаться подальше от этого места.

Он снова поцеловал ладонь и показал в ту сторону.

— Иисус Христос, Хэнни! Ты что, не понимаешь? Если нас найдут здесь, нам будет плохо. Мы должны сейчас спрятаться здесь, пока не наступит отлив. И тогда никто не узнает, что мы здесь были. Дай мне винтовку. Я буду караулить.

Хэнни отвернулся и прижал винтовку к груди.

— Хэнни, отдай.

Он покачал головой.

— Я не могу доверить ее тебе. Ты повредишь себе что-нибудь. Отдай винтовку.

Брат повернулся ко мне спиной. Я схватил его за руку и выкрутил ее. Он дернул руку и с легкостью освободился, пихнув меня на землю.

Хэнни помедлил мгновение, а потом замахнулся на меня прикладом винтовки, и, когда я поднял руку, чтобы защититься, он жестко схватил меня за запястье.

На лице Хэнни мелькнуло беспокойство, когда он понял, что мне больно, но он тут же повернулся и зашагал через вереск.

Я позвал брата. Он больше не обращал на меня внимания. Я надел промокшую насквозь куртку и пошел за ним, спотыкаясь о длинные переплетенные стебли травы и оступаясь в торфяных вымоинах. Я схватил Хэнни за рукав, но он отмахнулся и продолжал идти дальше, непреклонный, сосредоточенный, таким я никогда раньше его не видел.

С моря наступал плотный туман, и я предположил, что Хэнни побоится двигаться дальше. Но, несмотря на сгущающуюся серую мглу и воцарившуюся в этом месте тишину, Хэнни продолжал свой путь, делая широкие шаги, перепрыгивая через болотца и лужи, пока наконец не показались развалины старой фермы или амбара — уже невозможно было определить, что раньше стояло на этом месте. Остались только прямоугольник разрушенных стен, внутри валялись камни и черепица от крыши. Возможно, когда-то здесь жили люди. Они питались тем, что выбрасывало море. Молились в часовне. И пытались «приколоть» Бога к острову, как кто-то приколол булавками бабочек в нашей комнате в «Якоре».

Помимо звука шагов Хэнни, быстро шагающего через развалины, я различил еще какие-то звуки. Это были чьи-то голоса, срывающиеся на крик. Я попытался остановить Хэнни, чтобы получше все расслышать, в конце концов мне пришлось подставить ему подножку. Он растянулся на мокрой земле, винтовка грохнулась и откатилась в сторону.

Он встал на четвереньки, чтобы поднять винтовку, и сел на камень — я хотел счистить с нее грязь.

Я приложил палец к губам, и Хэнни замер, глядя на меня и задыхаясь от гнева.

— Слушай, — прошептал я.

Из тумана донесся собачий лай, но трудно было определить, откуда он исходил. Я не сомневался, это была собака Коллиера. Я слышал тот же самый хриплый лай, который разносился около «Якоря», там, куда овца повела своего ягненка покормиться молодой травой.

— Хэнни, нам надо возвращаться, — сказал я. — Нельзя, чтобы нас здесь нашли. К тому же я замерз. Тебе не холодно?

Меня уже трясло от холода. Одежда, казалось, прилипла к костям.

Хэнни взглянул на меня, и, хотя на лице его отразилось беспокойство, он повернулся и, не дожидаясь меня, полез через полуразрушенную стену, на которой сидел. У меня уже не осталось сил и дальше удерживать брата. Все, что я мог, это следовать за ним, стараясь не потерять его из виду в тумане.

В конце концов я догнал его у берега ручья, бурлившего молочно-белой пеной в каменистом протоке, ускользавшем сквозь поникший папоротник в сторону моря.

Что-то тут было не так.

Я тронул Хэнни за руку. Он вглядывался во что-то впереди.

— Что там? — спросил я и, следуя за его взглядом, увидел, что на другой стороне ручья сидит заяц и смотрит себе за спину.

Заяц повернул голову в одну сторону, понюхал воздух, затем снова посмотрел на нас, одно длинное, похожее на ложку ухо дернулось, и он было порскнул в сторону, но слишком поздно. Из тумана выскочила собака, помчалась к нему, налетела и опрокинула в грязь. Заяц отбивался задними лапами, пытаясь отодрать вцепившегося ему в шею пса, но секунду спустя обмяк, после того как собака помотала беднягу из стороны в сторону, а потом разорвала ему горло.

На этот раз я крепко схватил Хэнни за руку, пытаясь стащить его со стены. Мы бы выбрались, если бы немедленно ушли отсюда, думал я. Но брат стоял на месте как вкопанный, по-прежнему глядя поверх меня, не на зайца или собаку, а на людей, появившихся из тумана. Они стояли и молча смотрели на нас.

Это были Паркинсон и Коллиер. Они были одеты в синие рабочие комбинезоны и высокие ботинки, замазанные грязью. Шеи у обоих были замотаны шарфами, с отсыревших кепок текло.

У Коллиера с плеча свисала цепь. Он расслабил шарф и позвал собаку, а когда та отказалась подчиниться, подошел и пнул ее в бок, так что она отлетела в сторону. Коллиер поднял руку, и собака послушно заскулила и села. Коллиер взял ее за ошейник и прикрепил к нему цепь. Паркинсон по-прежнему смотрел на нас в упор, вокруг его лица клубился холодный пар.

В камнях среди вереска журчал ручей.

По-прежнему держа Хэнни за локоть, я начал отходить назад, однако Паркинсон сорвался с места неожиданно быстро. Он сделал несколько хлюпающих шагов по воде и схватил меня за капюшон куртки, заставив присесть, как это сделал Коллиер со своей собакой. Потом развернул меня так, чтобы я смотрел прямо ему в лицо, и слегка дернул за рукав куртки.