Владимир Козлов - Политика

– Менты!

Толпа рассеялась.

К ней подбежал пацан с Рабочего.

– Иди, там твоего постелили.

Она выбежала из клуба. «Рабочие» стояли около входа и курили, рядом стояли два мента. Один пацан объяснял ментам:

– Он просто споткнулся и упал. Вот его подруга – сейчас заберет.

Другой пацан сунул ей деньги и сказал:

– Лови мотор и вези его домой.

Они приехали на такси к его дому. Он оперся на нее, и они дошли до подъезда. Она спросила:

– Ты как?

– Хуево. Почки, бля, отбили.

Он позвонил в квартиру на первом этаже. Открыла мать. Отец в трусах выглянул из комнаты. Оба выглядели, как пьющие люди. В квартире воняло самогонкой.

– Ну что опять случилось? Допрыгался? – заорала мать.

– А это кто такая? Нам тут твои бляди не нужны! – присоединился отец.

Он подошел к отцу и ударил его в нос, потом сам охнул и прислонился к стене. Отец спрятался в комнате.

– Я, наверное, пойду, – сказала она и выбежала из квартиры.

Через несколько дней он пришел к ней днем, и они трахались на диване, укрывшись выцветшим одеялом – в квартире было холодно. Синяки у него на лице пожелтели, и разбитая губа почти зажила.

Неожиданно щелкнула дверь, и вошла ее мать. Он сильно сжал ей руку и сказал:

– Не дергайся.

Мать заглянула в комнату и закричала:

– Ах ты сука, еб твою мать! Проститутка, шлюха, мать свою позоришь.

Он вылез из-под одеяла и без всякого стеснения начал одеваться. Мать продолжала кричать. Выходя из комнаты, он злобно посмотрел на нее и сказал:

– Заткнись, сука.

Мать замолчала и присела на табуретку, как была – в пальто, со съехавшим с головы нелепым платком. Хлопнула входная дверь. Дочка слезла с дивана, набросила халат, подошла к ней, обняла за плечи. Они сидели и плакали.

Он пил с друзьями в подвале, в «конторе». В углу лежали гантели и штанга, а стены были оклеены фотографиями голых женщин.

Бык гнусно улыбнулся и сказал:

– Я вчера видел твою в городе с каким-то мудаком.

– Не пизди.

– Нет, правда, видел. Я его не знаю, он не с нашего района.

– Пиздишь.

– Ну, спроси у Фали. Фаля, помнишь, мы его бабу вчера видели в центрах с каким-то лохом.

– Ага, помню. А что тут такого? Ты что, ее не знаешь?

Они разлили чернило из последней бутылки. По полному стакану не получилось. Он выпил, молча встал и пошел к двери.

Он поднялся по лестнице и позвонил в ее дверь. Она открыла сама, и он сразу ее ударил – кулаком, в лицо. Она упала, и он стал пинать ее ногами, тут же, в дверях. Из комнаты прибежала мать.

– Ты что делаешь, гад?

Он повернулся и пошел вниз по лестнице. Мать кричала:

– Я сейчас милицию вызову! Светка, как его фамилия? Где он живет?

Он, Боров, Фаля и Даник пьяные шлялись по району. Навстречу шел высокий мужик в черной куртке.

– Э, ты, дай закурить! – крикнул Бык.

Мужик не ответил.

– Э, ты что не слышал?

Мужик презрительно посмотрел на пацанов и сказал:

– Я не курю.

– Что, спортсмен, наверное? – всунулся Даник, самый маленький по росту и возрасту. Чтобы старшие над ним не издевались, он всегда наглел больше всех.

Мужик промолчал.

Даник подскочил к нему и замахнулся. Мужик увернулся и ударил Даника кулаком в нос. Тот упал.

– Э, бля, наших бьют! – заревел Бык.

Мужик смотрел на пацанов злобно и жестко.

Бык и остальные кинулись на него. Мужик отбивался ногами и кулаками, пока ему не попали по яйцам. Он присел, его сбили с ног и стали молотить ногами – то по очереди, то все сразу. Больше всех старался Даник. Мужик не кричал.

Прохожих не было. Из окон ближайшей пятиэтажки драку наблюдали несколько старух. Когда пацаны ушли, мужик остался лежать на тротуаре.

Менты приехали за ним ночью. Двое вошли в комнату и выволокли его из постели. Он сопротивлялся и кричал:

– Э, в чем дело? Что вы от меня хотите?

Один мент ударил его кулаком в нос, потом ногой по яйцам.

– Он еще спрашивает, в чем дело. Вы, пидарасы, человека убили.

Оба мента начали молотить его ногами. Мать стояла рядом и плакала. Из соседней комнаты выглядывали отец и сестренка.

– Это еще только начало. Все еще впереди, готовься, – сказал второй мент.

Она сидела дома с матерью.

– Сколько ему светит? – спросила мать.

– От семи до пятнадцати. – Она заплакала, потом поднялась и пошла на кухню.

Через открытую форточку слышны были голоса детей – у них начались весенние каникулы. Светило солнце. Она взяла в правую руку кухонный нож, зажмурилась и перерезала себе вены на левой. Нож упал на пол. Лезвие с налипшими хлебными крошками было вымазано кровью.

Десять лет назад в моем подъезде жили совсем другие люди. Сейчас почти никого из них нет. Исчезли куда-то и мои школьные кореши: кто-то спился и просрал квартиру, кого-то кокнули, кто-то свалил за бугор. Разве что из стариков кто остался: доживают на свою копеечную пенсию, смерти дожидаются. А так все армяне и прочие черножопые. Целыми толпами. Детей куча – даже по-русски не говорят. Раз кивнул одному, типа привет, так он что-то по-своему прорычал.

И это Москва – столица России, называется. Превращается в какой-то черножопый заповедник. Трогать они меня не трогают, конечно, но все равно неприятно.

Соседи по площадке – все армяне да азеры. Не с кем даже пива попить. Вот жизнь настала.

Я, когда вернулся, полгода пил. Приходил в себя, к жизни возвращался, можно сказать. Все деньги пропил, потом все, что в квартире было, точнее, что от стариков осталось: своего-то и не было почти ничего. Оставил только кровать одну и стол на кухне. Ну, и машину не продал – так она меня сейчас кормит: таксую на ней.

Когда понял, что так дальше нельзя, устраиваться как-то надо, пошел к Андрону. Я его давно знал, еще по «технарю», но дел с ним не имел давно. Ну, посидели, выпили. Он все расспросил, а про себя не рассказывал, конечно. Потом говорит: иди таксовать – как минимум баксов пятьсот в месяц будешь делать, я с кем надо поговорю, а больше ничем не помогу.

Некоторые боятся по ночам таксовать, а мне все равно, ночь или день. Бывает, конечно, всякое. Раз подобрал каких-то отморозков – в Алтуфьево им надо было. Сели – и сразу нож к горлу, чтоб не платить. Ну, довез я их, конечно. Вылезли. А у меня в машине кусок прута стального лежит, 16 миллиметров. Я его схватил, выскочил – и на них. Они – убегать. Одного догнал, дал по башке пару раз, он – с копыт. Второй, наверное, от страха обосрался. Стоял, сопли размазывал. А я в машину – и до свидания. Про деньги не подумал даже, хотя, скорее всего, и не было у них. Откуда у таких деньги?

Но хуже всего – всякие наркоманы и прочая тварь подобная. Если укололся или обкурился, то все ему до жопы. Я таких, конечно, стараюсь не брать, но иногда попадаются, суки. Их истреблять надо, блядь. Это уже не люди, а уроды.