Гюнтер Грасс - Из дневника улитки

С тех пор как Скептик стал мыслим в роли учителя розенбаумской школы, он получается у меня куда более многосторонним, чем задумывался; кажется, «Фольксцайтунг» печатала и его глоссы.

Вернувшись из Шнеклингена, я сам себе кажусь шустряком. Городок этот расположен южнее Оберцегерна, у шоссе на Кройхлинген, и вместе с общинами Шляйххайм, Вайльванген, Вайль-ам-Вальд и Хинтерциг относится к избирательному округу, где, со времен Бебеля, социал-демократы хотя и делают успехи, но чересчур уж медленно и продвигаются вперед лишь относительно. (С тех пор как мы страдаем сознательностью, существует и ложная сознательность.)

Вы, конечно, понимаете, дети, что к поездке в Шнеклинген, городок, не только архитектурой своей, но и каким-то уютным духом напоминающий Бургштайнфурт, Вайсенбург, Зекинген и Биберах, я должен был особенно тщательно подготовиться; даже мою стандартную речь «Двадцать лет Федеративной Республики» надо было приспособить к шнеклингенским настроениям — сокращениями, включением исторических пассажей, — ибо за несколько дней до моего приезда — мы прибыли из Марля, и нам еще предстоял первомай в Динслакене — в шнеклингенской ратуше за ренессансными окнами состоялись дебаты и было проведено голосование: собрание городских депутатов пятнадцатью голосами «черных» против шести голосов наших людей (при двух голосах воздержавшихся либералов) выпустило воззвание, косвенно направленное против нас; там говорилось:

«Граждане города Шнеклинген! Изменения, о которых мы давно предупреждали, угрожают стать реальными. Как свидетельствуют листовки радикальных новаторов, тысячелетие нашего города, некогда бывшего епископальной резиденцией, собираются праздновать под скандальным лозунгом „Отважимся на большой прыжок!“. Маскировкой послужат спортивные мероприятия. Соревнования в прыжках намечено провести не только в школах, но и — демонстративно! — перед ратушей. Нам ясна истинная суть этого плана! Обсуждается и вопрос о переименовании нашего любимого Шнеклингена. „Шнекеншпрунг“, „Прыжок улитки“, — вот как должен впредь называться наш город. Призываем всех граждан предотвратить это кощунство. Здесь нет места прыжкам. Хотя в принципе мы и не отвергаем прогресс, мы тем не менее не доверяем спешке. Мы всегда своевременно достигали цели. Зачастую мы выживали только благодаря тому, что действовали с промедлением. Необходимо предотвратить угрозу ускоренного развития Шнеклингена и отменить запланированные мероприятия. Уничтожим зло в зачатке! Имя нашему богатству — закон Инерции! Мы не торопимся».

(Позднее я побывал и в других, столь же оберегающих свою репутацию и неизменность городках, где улочки извилисты и забиты транзитным транспортом, словно законсервированы выхлопными газами, им тоже под стать называться улиточными именами.)

Выступая вечером в историческом шнеклингенском крытом рынке на Фогтайплац перед собравшимися в большом количестве гражданами, я сразу же, во вступлении, истолковал улитку в гербе города как символ прогресса. Разумеется, я не стал рекомендовать прыжки, тем более «большой прыжок». Воздержался я и от таких слов, как экспансия, районы концентрации, программа немедленного действия, инфраструктура и планирование. Но когда я объяснил разницу между консервативной улиткой-затворницей и относительно прогрессивной дорожной улиткой и, придерживаясь той же метафоры, свел всякое движение к улиточному знаменателю, возросло число тех, кто не хотел быть улиткой-затворницей и впредь (после моих компетентных выкладок касательно улиток) готов был считать улитку в гербе города шаровидной улиткой, неустанно двигающейся вперед на своей мускульной ноге.

«Прогресс — это улитка!» — сказал я. Сразу же раздались аплодисменты. (Когда я назвал политическую карьеру Вилли Брандта, никогда не бывшую скачкообразной, «улиточной карьерой», тоже прозвучали дружелюбные, как бы удивляющиеся сами себе аплодисменты.) Восторга в зале не было, тем не менее слушали внимательно, когда, перебирая столетние усилия Социал-демократической партии Германии, я назвал ее партией улиток. Речь я закончил призывом не замыкаться в себе, а, подобно улитке, хранить верность пути и устремлять свои щупальца в будущее.

Разумеется, на состоявшейся вслед за этим дискуссии — даже когда речь шла о динамичной пенсии и законе о содействии градостроительству — разговоры вертелись исключительно вокруг толкования улитки и — по немецкому обычаю — о принципе улитки. Представитель внепарламентской оппозиции — в Шнеклингене тоже есть своя ВПО — нерешительно согласился со мной, назвав провозглашаемый студенческим движением призыв к «Длительному походу против инстанций» улиточной программой. Когда я предложил ему, используя выражение Троцкого, словцо «перманентная», он готов был признать революцию диалектическим подтверждением принципа улитки. (Я произнес магическое слово «Гегель» и позволил себе две длинные цитаты из Энгельса, из которых только первая была придумана мной.)

Мероприятие удалось. Надписывая фломастером принесенные книги девушкам, достигшим возрастного ценза, я набрасывал (рядом с автографом) декоративных улиток. Потом мы сидели в погребке и воздавали должное шнеклингенскому рислингу. Поскольку многие слушатели (и избиратели) были из Оберцегерна и Вайль-ам-Вальда — в Хинтерциге наняли специальный автобус, — кандидат от социал-демократов, учитель гимназии, которого я охотно назвал бы Германом Оттом, сказал, что об этом митинге еще долго будут говорить, хотя и приходится сомневаться, что успех вечера скажется уже на результатах голосования. (Ближе к полуночи мне даже удалось привлечь к сотрудничеству нескольких горожан, в том числе старшего врача и директора краеведческого музея: с тех пор в Шнеклингене тоже существует инициативная группа избирателей.)

Этот городок, дети, средневекового склада, промышленность внедряется здесь очень медленно. После обеда я осматривал фабрику, где собирали секундомеры, потом состоялась беседа с членами производственного совета в помещении, стены которого были увешаны обрамленными фотографиями известных бегунов на короткие дистанции. Спринтеры — среди них такие асы, как Гарри и Фютерер, — в своих посвящениях хвалили шнеклингенские секундомеры и называли их славу «международной».

(Когда дошло до выборов, у социал-демократов прибавилось 4,8 процента голосов. Мы не подпрыгнули, но вскарабкались с 20,1 на 25,1 — Шнеклинген зашевелился.)

Пока происходили наши гонки,

публика старилась, дряхлела, умирала.

Ни одного свидетеля у цели, никаких оваций, только производимый нами самими шум. —