Гюнтер Грасс - Том 3. Кошки-мышки. Под местным наркозом. Из дневника улитки

— Давай-давай, по-быстрому!

И когда, наконец, тяжелые капли шлепались на ржавое железо, Тулла начинала ерзать, потом плюхалась на живот и, сощурив крысиные глазки, долго-долго смотрела, словно хотела там бог весть что обнаружить, потом вставала на коленки, поднималась и подвижным большим пальцем ноги начинала помешивать лужицу, покуда та не превращалась в ржаво-красную пену.

— Здорово, старик! Теперь твоя очередь, Атци!

Эта игра — надо заметить, вполне невинная — никогда не надоедала Тулле. Она гнусаво канючила:

— Ну, давайте еще разок! Кто сегодня еще не отметился? Теперь твоя очередь!

Она всегда находила добродушных дураков, которые брались за дело, даже если им было совсем не до того. Ладно, пусть полюбуется! Единственным, кто не участвовал в этой игре — и то до поры до времени, покуда Тулла не нашла нужных слов, чтобы его подзадорить — был великий пловец и ныряльщик Иоахим Мальке, что, собственно, и побуждает меня описывать эту олимпиаду. В то время, как все мы предавались этому упоминаемому в Библии занятию, в одиночку или же, как это называется в образцовой исповеди, скопом, Мальке никогда не снимал плавок и стоял, глядя в сторону рыбацкой гавани Хель. Впрочем, мы были убеждены, что дома, в своем чулане, между снежной совой и Сикстинской Мадонной он тоже занимается этим спортом.

А тут он поднялся снизу, как обычно, дрожа от холода, и не принес с собою ничего, что мог бы продемонстрировать. Шиллинг один раз уже сработал для Туллы. В бухту входил моторный катер прибрежного действия.

— Ну, давай, еще разочек, — молила Тулла Шиллинга, который мог это делать чаще других. На рейде — ни суденышка.

— Только не после купания. Завтра, — обнадежил ее Шиллинг.

Тулла резко развернулась на пятках и, привстав на пальцы, качнулась в сторону Мальке, который как всегда щелкал зубами от холода в тени нактоуза, но еще не успел сесть на корточки. Из бухты выходил морской буксир с носовым орудием.

— А ты тоже умеешь? Сделай, хоть разок. Или ты не можешь? Или не хочешь? А может, стесняешься?

Мальке наполовину выступил из тени нактоуза и, сперва ладонью, а потом и тыльной ее стороной провел справа налево и слева направо по маленькому, похожему на детский рисунок лицу Туллы. Штука у него на шее словно с цепи сорвалась. И отвертка тоже будто рехнулась. Тулла, конечно, не проронила ни слезинки, только проблеяла что-то, не открывая рта, покатилась со смеху, потом вдруг выгнула свое каучуковое тело, без труда сделала мостик и снизу устремила взгляд на Мальке, покуда тот, снова отступив в тень — а буксир повернул на норд-вест — не проговорил:

— Ладно уж. Чтобы ты, наконец, заткнулась.

Тулла сразу же разогнулась и села, поджав под себя ноги, а Мальке тем временем спустил плавки до колен. Ребятня замерла, как в кукольном театре: несколько быстрых движений правой руки — и вот уже его член достиг таких гигантских размеров, что его головка выступает из тени нактоуза под лучи жаркого солнца. Лишь когда мы полукругом выстроились перед Мальке, его дубинка вновь оказалась в тени.

— Можно мне? Давай я, я по-быстрому!

Рот Тулльг так и остался открытым. Мальке кивнул и опустил правую руку. Вечно исцарапанные руки Туллы несколько растерянно взялись за копье, которое под испытующими кончиками ее пальцев еще увеличилось в объеме, жилы на нем вздулись, а головка налилась кровью.

— Измерь-ка его! — крикнул Юрген Купка.

Тулла дважды приложила к копью растопыренные пальцы. Пошел шепоток:

— Как минимум тридцать сантиметров!

Однако, это было явным преувеличением.

Шиллинг, обладатель самого длинного члена, вынужден был тоже привести его в рабочее состояние и встать рядом с Мальке. Пенис Мальке оказался, во-первых, значительно толще, а во-вторых, на целый спичечный коробок длиннее, в-третьих же, он выглядел много взрослее, опаснее и достойнее преклонения.

Мальке вновь доказал нам свое превосходство и тут же, не сходя с места, подкрепил это доказательство, два раза кряду проделав то, что мы между собой называли «сманить с пальмы». Он стоял, чуть согнув ноги в коленях, вплотную к гнутому релингу за нактоузом, устремив неподвижный взгляд в сторону подходного буя в новом фарватере и следил за плоско стелющимся дымом исчезающего морского буксира, не давая себя отвлечь выходящему из бухты торпедному катеру класса «Чайка». Он демонстрировал нам себя в профиль, от чуть выступающих за борт пальцев ног до «линии водораздела» на макушке. Особо бросалось в глаза то, что длина его члена как бы сводила на нет его обычно столь заметное-адамово яблоко и сообщала его телу определенную гармонию, хотя и несколько причудливую.

Едва первая порция брызнула через релинг, он тут же все начал сызнова. Винтер засек время по своим водонепроницаемым часам. Мальке потребовалось всего несколько секунд, столько понадобилось торпедному катеру, чтобы дойти от мола до подходного буя. Едва катер миновал буй, как Мальке уже снова разрядился и порция была не меньше первой. Мы хохотали, как сумасшедшие, когда чайки с криками кинулись на это сокровище, покачивающееся на легкой ряби морской воды.

Мальке не было нужды повторять этот номер или же пытаться превзойти самого себя, все равно никто из нас, тем паче после заплыва и ныряния, не смог бы побить его рекорд. Ведь это был спорт, и мы соблюдали спортивные правила.

Тулла Покрифке, на которую Мальке произвел сильнейшее впечатление, некоторое время бегала за ним, на лодчонке всегда устраивалась поближе к нактоузу и не сводила глаз с плавок Мальке. Несколько раз она слезно к нему взывала, но он, не выходя из себя, отклонял ее домогательства.

— Тебе пришлось исповедаться?

Мальке кивнул и принялся играть отверткой, чтобы отвлечь ее взгляд.

— Возьми меня с собой туда, вниз. Одна я боюсь. Держу пари, что там мертвец.

Надо думать, из воспитательных соображений Мальке однажды взял Туллу с собой на нос затонувшего корабля. Он слишком долго пробыл под водой; когда они всплыли, Тулла была серо-желтого цвета и бессильно висела у него на шее. Нам пришлось поставить на голову ее легкое, без округлостей тело.

После этого случая она еще только раза два-три приплывала на лодчонку. Хоть она и была девка что надо, не в пример своим подругам, но ее вечная трепотня о мертвом моряке все больше действовала нам на нервы. Это была ее любимая тема.

— Кто вытащит мне его наверх, того я пущу к себе, — посулила она.

Вполне возможно, что все мы в носовом отсеке, а Мальке — в машинном отделении, не признаваясь в том друг другу, искали полуразложившегося польского матроса — не затем чтобы поразить нахальную девчонку, а просто так.

Мальке тоже ничего не нашел, кроме обросших водорослями лохмотьев, из которых врассыпную ринулись колюшки: чайки приметили их и пожелали друг другу приятного аппетита.