Геннадий Марченко - Выживший

Вот тогда, оказавшись вместе с такими же бедолагами, я сразу почувствовал запах смерти. Люди знали, что их ждет. Периодически одного из них выводили во двор и перерезали глотку, снимая всё на видеокамеру. После чего отделяли голову от туловища, держали за волосы перед объективом видеокамеры, и говорили, что так будет с каждым, кто пришёл на их землю с оружием. А останки сами же пленные и закапывали. Обычно брали двоих, вручали им лопаты и под конвоем отводили в ближайший лесок, хотя это скорее можно было назвать зарослями.

От срочников я узнал, что их сдал чеченам их же командир, полковник Ивановский. Приказал по рации защищавшим блок-пост парням сдать оружие, мол, он договорился с чеченским командиром, что их не тронут, если они позволят пройти отряду боевиков. Не тронули... Только в плен взяли и теперь вырезают, как баранов, поодиночке.

- Лучше бы я весь рожок в них выпустил, да там бы и полег, - с бессильной злобой говорил сержант Рюмин, глядя в одну точку остекленевшим взглядом. - Не хочу подыхать вот так, с перерезанной глоткой.

После одной из таких казней меня, уже более-менее оправившегося от раны, и как раз этого сержанта повели закапывать очередной обезглавленный труп. Мы же его и тащили - я ухватил тело подмышки, а Рюмин за ноги. Лопаты нам вручили уже на месте захоронения.

Лопаты были штыковыми, и заточены прилично, а учитывая, что у меня имелись кое-какие навыки владения разными видами холодного оружия, я управился без лишнего шума. Слишком уж самонадеянными оказались наши конвоиры. А затем мы с Рюминым, вооруженные трофейными автоматами, вернулись к стоявшему на отшибе аула сараю и выкосили немногочисленную охрану. С одним, впрочем, раненым мною в бедро, я немного пообщался. Выяснилось, что полковник Ивановский давно уже сотрудничает с полевыми командирами, и за то предательство с блок-постом получил на свой заграничный счет 5 тысяч 'зеленью'. Выслушав показания, я, сильно не заморачиваясь, прирезал боевика так же, как он резал наших парней. Разве что голову оставил на месте. Не тащить же этого калеку по горам в качестве живого свидетеля.

Ну а освобождать пришлось только двоих - остальных к тому моменту чехи уже пустили в расход. Вот так, вчетвером, мы ударились в бега, и спустя два дня блужданий по горам вышли к Аргуну. В тот аул на следующий день отправился хорошо экипированный отряд, а насчет предателя доложили куда следует, надеясь на справедливое расследование. Каково же было мое удивление, когда через месяц в списке награжденных боевыми орденами и медалями я обнаружил фамилию полковника Ивановского! После этого я понял, что не хочу иметь никакого дела с армией, которой командуют продажные полковники и генералы, и уволился на гражданку.

И вот сейчас я вглядывался в лица тех, кто были современниками моих деда и прадеда, и видел в их глазах безнадегу. За редким исключением - эти люди ещё надеялись, что всё с ними произошедшее в последние дни - всего лишь ошибка. Что ТАМ разберутся и отпустят, да ещё, возможно, принесут извинения.

- Опа, новенький, - крикнул кто-то из задних рядов.

Лица практически у всех равнодушные, лишь некоторые посмотрели в мою сторону заинтересовано.

- Здорово всем! - сказал я, вспомнив нейтральное приветствие из когда-то прочитанного о правилах поведения новичков в камере.

- И тебе не хворать, - ответил протиснувшийся вперед чуть прихрамывающий невысокий мужичок в потрепанном пиджачишке. - Тебя как кликать-то, бедолага?

- Ефим. Ефим Сорокин.

- А меня можешь звать Костыль. И какую статью шьют?

- Без понятия. Предлагают записаться в шпионы.

- Ха, да тут полкамеры 'шпионов' и 'диверсантов', а остальные враги народы, - растянул в улыбке щербатый рот уголовник, в каковые я его сразу же записал. - А любопытный у тебя прикид, не по-нашему вон на штанах написано. Дипломат что ли?

Хм, интересный вопрос. Можно и дипломатом прикинуться, только как долго смогу косить под работника заграничного посольства или консульства. А ну вдруг в этой толпе кто языками владеет, устроит мне экзамен? Я-то сам по-английски с пятого на десятое могу общаться, но на дипломата такой уровень не тянет. С остальными языками и вовсе беда. Сказать, что был частным предпринимателем, барыгой? В эти годы барыгой можно было быть лишь подпольно, золотые времена НЭПа уже прошли, насколько я помнил. А может, прикинуться каким-нибудь спортинструктором?

- Че молчишь-то, Ефим Сорокин?

- Инструктором РККА был по рукопашному бою.

- Типа вроде как драться умеешь? - ощерился Костыль.

- Типа вроде как.

- А что, может, проверим?

- Рискнешь? - криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную морду.

- А че, ты меня за фраера что ли держишь?

И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее, попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на корточки.

- Никогда. Так. Больше. Не делай.

- Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!

Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся пространство выперлись трое нехилых таких 'жильцов', габаритами мало уступающие подручным Шляхмана.

- Сссука! - просипел Костыль, держась за запястье. - Ну все, хана тебе, инструктор.

- Ну-ка заканчивай, Костыль, свое представление.

Вперед выступил высокий короткостриженый мужчина с щеточкой усов над верхней губой по нынешней моде, в распоясанной гимнастерке с оторванными петлицами. Сразу было понятно, что прежде чем сюда угодить, он занимал серьезный пост в армии или органах.

- Ты, комбриг, затухни, а то и сам отхватишь, - кинул ему Костыль. - И твои заслуги бывшие тебе не помогут, будешь под нарами копошиться и жрать у параши.

Вот ведь, казалось бы, теснота такая, что и шагу ступить негде, а умудрились моментально освободить пятачок в несколько метров, может быть, чуть поменьше классического ринга. Я находился в центре этого пятачка, а подручные Костыля обступали меня с трех сторон. Один из них - долговязый - поигрывал ножкой от табурета, ещё один - со шрамом попрек рожи - сжимал в руке носок, набитый, кажется, песком, а их главарь - заточку сделанную из ручки обычной ложки.

Отрабатывали мы и такие ситуации, причем с боевым оружием, так что в осадок я выпадать не спешил, а всего лишь чуть поменял стойку, на что побитое на Лубянке тело отозвалось лёгкой болью. Не так уж и сильно меня покалечили палачи Шляхмана, чтобы я не мог отбиться от простых уголовников.

Первым меня атаковал обладатель деревяшки. Ну кто же так бьет-то!.. Размахнулся, словно топором полено рубить собрался. Я даже, кажется, успел усмехнуться, прежде чем сделать полшага вперед, сокращая дистанцию, и нанести опережающий тычок согнутыми в фалангах пальцами подмышку. Аккурат в нервный узел!