Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

– Да не успел привыкнуть, – сказал Андрей. – Она чуть больше месяца моя девчонка.

– Ты с ней в жизни не пропадёшь. Слушай, а сестры у неё случайно нет?

– Случайно есть. Старше тебя лет на пять.

– Да пофиг, это немного.

– Совсем на неё не похожа, – продолжал Андрей. – Волосы тёмные, кожа не бледная, но гораздо светлее, чем у Ольги. И глаза такие удлинённые, персидские.

– Да чёрт с ними, с глазами. Познакомь!

– Она замужем за итальянцем, – выдал Андрей последний довод. – Живёт в Милане.

– Пиздец. Макаронникам тоже везёт…

– Я спрошу, может, кто из подруг есть свободный, – обещал Андрей. – Оля их выбирала по себе. Только ты это, с народной речью поосторожнее.

– Да всё, отвыкаю. Это у меня только от сильных потрясений.

Оля, спустившись, взяла новый груз, затем ещё один, и ребята потянулись за ней. После бутербродов работать стало полегче – или, может быть, просто взыграла гордость. Взяли. Ещё взяли. Осталось чуть-чуть… Сделали. Кажется, живы.

Когда все вымылись, переоделись и разделили деньги, Оля спросила Андрея, кивнув на мешок ветонита:

– И сколько ты сегодня поднял, в пересчёте на такие?

Хотя бы приблизительно.

– Около ста семидесяти, – ответил Андрей, заранее всё подсчитавший. – Но мы уже на половине сдохли почему-то. Может, буря на солнце…

– Или вы психи, что вероятнее, – заключила Оля. – Идём скорее домой. Сейчас поймаю машину.

– Ну, и зачем тебе это всё надо, скажи? – спросила Оля. – Не хотела об этом говорить, но раз такой повод… Ты сам-то понимаешь? Зачем?

– Я работаю, – ответил Андрей. Он был дома, но ещё не понял до конца, что кошмара больше нет. Стоило закрыть глаза – и перед ними возникала гора мешков, и на миг охватывало отчаяние: столько надо сделать… Он собирал силы, чтобы встать, но тут вспоминал, что уже сорок минут как дома, чистый после душа, напившийся гранатового сока, лежит на диване, и Оля, сидя верхом, разминает нежными пальцами его шею и плечи.

– Работаешь? – переспросила Оля.

– Да, как и все. Что в этом удивительного?

– А музыка – разве не работа?

– Музыка для души, – сказал Андрей.

– Это у меня музыка для души. Или у мушкетёров… Но у тебя? Ты для неё рождён, а чем занимаешься?

– Я играю. Для нас с тобой, для друзей.

– И сегодня будешь играть, после такого?

– Буду. Уже прихожу в себя.

– А завтра не идёшь? – спросила Оля.

– Нет. И завтра буду играть.

– А я закрою холодильник на висячий замок. Потому что знаю, что будет завтра.

– На опыте?

– Ага, я же серьёзно бегала. Тренировки были жёсткие, я в таком состоянии приползала домой не раз. А на следующий день… Хватит жрать, иди учиться – это про меня!

Они посмеялись, а потом Оля спросила:

– Но ведь ты не всегда сможешь заниматься тем и тем.

Что будет через десять лет? А через двадцать?

– Не знаю, это так не скоро…

– Ну, ладно, а сейчас тебе этого хватает? Играть для меня и для друзей?

– Хватает. Для тебя одной бы хватило.

– Спасибо, конечно, – Оля, наклонившись, поцеловала его в затылок, – но я не верю, Андрей. И не хочу, чтобы было для меня одной. Для меня есть ты. А музыка пусть будет для всех. Иначе ты и сам не сможешь.

– Значит, надо расширять круг друзей, – сказал Андрей.

– Это, по-моему, не выход. Все не поместятся у нас дома.

– Знаешь, Оль… Ещё в училище, лет десять назад, я играл попурри на тему пуччиниевской «Богемы». Я тогда изучил всю оперу, чтобы лучше понимать, что играю. И слушал в Мариинском, и либретто читал, и в конце концов добрался до первоисточника. «Жизнь Латинского квартала» какого-то француза. И представь, такого омерзения, как эти романтические герои, никто и никогда у меня не вызывал. Сидят в говне, мнят себя непризнанными гениями. Когда у него подруга заболела, он предпочёл с ней расстаться, потому что всё равно не может помочь, а смотреть, как она гибнет, – это выше его утончённых сил. Козёл. Нет, чтобы выкинуть свои стихи, пойти колоть дрова, заработать хотя бы на хорошую еду.

– Ну, не принимай так близко, – улыбнулась Оля. – Это же сказки. Литература…

– Сейчас не принимаю. А тогда мне сколько было? Пятнадцать, шестнадцать… Всё в новинку. Я решил, что никогда не стану таким, как они, но однажды… Случилось так, что понял: становлюсь. Ещё немного, и точно стану. Вот тебе и сказки. И через пару дней устроился в ремонтную бригаду. Я же выступал. Правда, в ресторанах, но выступал. Не скажу, чтобы это приносило радость и я чувствовал себя художником. Конечно, не та музыка, не та публика. Но всё же.

– А найти ту музыку и публику? Или пробиться к ним, если уже знаешь, куда? Хотя бы попробовать? Но не мешки.

– Мешки приносят деньги. Пробивание отнимает деньги, а где их брать?

– Мы бы вместе подумали. А пока… Ты мог бы, например, давать уроки? Хорошее, творческое занятие.

– Думал об этом. Нет, не лежит душа. И знаешь, Оля? Может быть, я не такой уж и особенный музыкант. Приходят такие мысли довольно часто.

– Ну, не скажи! Ты потрясающий музыкант, фантастический. Это не лесть, это правда.

– Я тебе верю, спасибо. Но всё равно чего-то не хватает. Во мне самом для меня не хватает. Пока не могу внятно объяснить, чего именно. Но дело во мне.

– Ты давно это понял?

– Только сейчас, благодаря тебе. Но чувствовал давно.

– А если бы хватало?

– Думаю, тогда бы пробивался, шёл вперёд.

– А если просто пойти? А по дороге найдёшь то, чего тебе не хватает.

– Надо выбрать, куда.

– И даже я не могу помочь? – спросила Оля.

– Ты помогаешь, каждую минуту. Я думаю, что с тобой быстрее всё пойму. Честно.

– И будешь играть для всех?

– Наверное. Или, может, поступлю в строительный институт, пока не поздно. Если ты меня за это не бросишь.

– Не дождёшься. – Оля щёлкнула его по уху, поднялась и, придерживаясь за стену, встала обеими ногами ниже спины. – Так не больно?

– Нет, здорово.

– Будет грустно, конечно, но не брошу, – сказала она, мелкими шагами двигаясь к плечам. – Я с тобой навсегда, хочешь ты этого или нет.

Оля, помогая ребятам, сама устала куда сильнее, чем казалось вначале, и была не против поваляться на диване, даже вздремнуть час-другой. Но она с минуты на минуту ждала новых учеников – не кого-нибудь, Алёну и Алексея Шумилова. Они где-то пропадали, с конца июля не давали о себе знать, но три дня назад позвонили, попросились на урок. Оля куда охотнее видела бы их просто гостями. Ей всегда было неудобно иметь с друзьями дела, брать с них деньги… Страшно неудобно. Она успокоила себя тем, что Алёна с Лёшей хотят разговорной практики – значит, будут заниматься вдвоём, а платить за одного.

Они пришли вовремя, как договаривались. Лёша с июля не изменился, такой же высоченный, угловатый, чуть застенчивый. Алёна подстриглась в каре, надела тёмные очки, и, когда она сняла ветровку, Оля разглядела у неё в пупке, между поясом джинсов и обрезом коротенького свитера, затейливый блестящий камень.