Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

– Нет, она занималась, когда я ходил в другой клуб. А теперь не занимается.

– Ясно… Ой, слушай! – спохватилась Лида, – ну, я и наболтала! У тебя, наверное, уши болят!..

– Нет, – ответил Рома, и оба засмеялись.

– Ты бы сказал: хватит, больше не могу! Со мной редко, но бывает: как понесёт, понесёт, и не остановиться… Сколько времени? Без двадцати девять, о-бал-деть!.. Всё, я от своей болтовни уже никакая!

И, подтверждая сказанное, Лида в изнеможении откинулась на спину. Но тут же подняла руки, пошевелила пальцами, и Рома, сообразив, что она хочет, обхватил её запястья, потянул к себе. Лида была вся расслабленная; она будто вытекала из рук и вновь падала, падала на кровать, смеясь над его усилиями. А потом сама вскочила и обняла его за шею.

– Я очень рада, что ты пришёл, – прошептала она и затихла. И Рома обнял её, неуверенно, затем крепче, почувствовал дыхание, стук сердца, прикосновение упругой груди. Впервые за всё время, что был здесь, он вспомнил о своей коробке и вздохнул с облегчением: ещё рано. Сегодня его звали не для этого…

– Ты не волнуйся, – сказала на ухо Лида. – Мама тебя отвезёт домой.

– Да не надо, я сам…

– Ещё не хватало! Я тебя позвала, и я выкину на улицу? Да она сама предложила, не грузись. Пробок нет, мосты не разводят. А мы всё равно хотели вечером покататься. Так что заодно и подбросим. А завтра у вас будет конкурс? – спросила она, чуть отодвинувшись. – Можно, я так же загляну?

– Будет, – сказал Рома, – конечно, заходи. Тоже вечером, но в другом зале, на Новочеркасской. Высшие офицерские классы, я там ещё не был. Адрес тебе скажу, у меня записан.

– Отлично! И вы уж точно победите. Даже не спорь!

Она поцеловала его в щёку, снова в щёку, потом в губы, и Рома ответил, закрыв глаза. Его ладонь вдруг оказалась у неё под футболкой, там было тепло, очень нежно, и Лида сверху прижала её рукой, не давая двигаться.

– Нравится? – спросила она.

– Ага…

– Мне тоже, – сказала она и, освободившись, добавила: – Но и хватит пока, не всё сразу… А то тебе больше нечего будет хотеть.

Марина время от времени писала картины для знакомых семьи, для бывших одноклассников. У Иры было две ученицы по английскому. Рома, в отличие от сестёр, не находил у себя талантов, которые мог бы немедленно продать. Просить деньги у родителей не позволяла совесть: они и так взяли на себя его танцы. Взяли не возражая, даже с удовольствием, но всё равно: тренировки, костюмы, стартовые взносы за конкурсы – в сумме набегало довольно много. Иногда что-то дарили бабушка с дедушкой, но последнюю тысячу из этого клада Рома недавно спустил на компьютерные мелочи. Да и неловко было бы тратить такие деньги на глазах Лиды.

Но ведь он может заработать. Папа всё время что-то делает, то проводку, то даже сантехнику. Если возьмёт с собой – хотя бы прибраться, вынести мусор? В пятницу, вернувшись с тренировки, Рома спросил.

– Да работа найдётся, – ответил папа, – только ты когда хочешь? Вместо школы? А потом вырастешь балбесом, и мама будет нас с тобой ругать. Вот что, – сказал он, подумав, – пусть это будет аванс, отработаешь на каникулах. – И, открыв кошелёк, отсчитал десять пятисотрублёвок. – Дня за четыре вполне.

– А на каких каникулах? – спросил Рома.

– Да хоть на зимних. Посмотрю, что будет в январе.

– Спасибо! – сказал Рома и ушёл к себе в комнату, полный желания работать так, чтобы папа Карло, попади он хоть на лесоповал, устыдился бы собственной лени.

В воскресенье Лида была на конкурсе и досмотрела его до конца. Рома не подвёл, занял третье место и, по её словам, был однозначно лучше всех. Никто и в километре не стоял. Потом они дважды гуляли на неделе перед его танцевальными занятиями. Вторник выдался довольно тёплым, можно было полтора часа ходить по улицам без шапки. Рома расстегнул куртку, и Лида тут же забеспокоилась: не простудишься? Он покачал головой, но не стал возражать, когда минут через десять она, сняв перчатки, застегнула его и внимательно поправила воротник. Она глядела не так, чтобы очень сверху. Рома знал, что подрос, уже метр шестьдесят восемь, но дело было ещё и в сапожках Лиды на совершенно плоской подошве. Для других случаев у неё найдутся каблуки, далеко не одна пара, – понимал он. Его не смущала разница: будь девушка выше хоть на две головы – ничего страшного; но само проявление такта было очень мило. Так же деликатна она была и в пятницу – сырую, ветреную, с мелким дождём, который то переставал, то вновь начинал сеять отовсюду, даже снизу, так что никакой зонт бы не спас. Они проходили мимо вывесок: слева суши, справа пиццерия, впереди кондитерская с таким ароматным шлейфом из окна, что перебивает даже запах бензина и мокрого асфальта. Лида будто не замечала этих соблазнов, а ведь хотела, конечно, хотела зайти. Рома сам замёрз, что уж говорить о ней. Он прикидывал в уме, что может себе позволить, и наконец пригласил её в кафе с тремя столиками, пластиковыми стаканами, бумажными тарелками. Заказал два зелёных чая с лимоном, спросил у Лиды, какой пирожок она бы предпочла.

– Бери, какой сам хочешь, – сказала она. – И я за себя заплачу.

Во вторник и в пятницу больше говорил Рома. Он рассказывал о жизни в многодетной семье, дежурствах по кухне, подушечных боях, об игре в футбол с младшим братом, о забавных словах, которые тот выдумывает, и ещё много о чём. Даже удивительно, сколько накопилось историй. Эх, если бы Ксения слушала с таким интересом! – время от времени думал он в течение дня, – если бы так же смотрела… Но забывал о ней, дожидаясь Лиду в условленном месте.

После прогулки они вместе спускались в метро и разъезжались в разные стороны. Роме надо было спешить на тренировку. Лида говорила, чтобы он не беспокоился о ней: мама на машине встретит возле «Лиговского проспекта», привезёт домой. И оба раза присылала сообщение, что всё в порядке.

В субботу он снова был у неё в гостях. Поздоровался с приветливой, улыбчивой Екатериной Павловной и почти сразу оказался в комнате Лиды. Она ставила свою любимую музыку, мелодии были Роме незнакомы, и услышь он их, например, два дня назад по радио – скорее всего, переключил бы канал. Сам он предпочитал что-нибудь более жёсткое, или более заводное, или хотя бы более живое, с настоящими гитарами и барабанами. Но теперь эти сладкие ритмы, и голоса, ценой сглаживания естественного тембра обработанные до какой-то небывалой глубины, и взгляд Лиды, разом внимательный и восторженный – всё действовало магически. Коробка из аптеки, как и неделю назад, была при нём, но уже без одного кольца: на днях Рома достал его, чтобы на практике узнать, как пользоваться, и в общем разобрался. Но сегодня этот навык опять не пригодится: Лида сказала, что не хочет вот так, вечерком, по-быстрому, да ещё когда мама за стеной. До Нового года ничего не будет, но это и правильно, есть время лучше узнать друг друга. Рома кивал, каждое слово казалось ему неоспоримой мудростью. В начале января, сказала Лида, они с мамой проведут две недели на Кубе, а когда вернутся, мама на несколько дней уедет к подруге в Тверь. Лида останется за хозяйку, и вот тогда… Тут она, прервавшись, открыла шкаф, достала с полки прозрачный пакет и высыпала на кровать десятка два цветных камешков необычной формы: один, как морская звезда, другой – бутылка, третий – просто фантастически причудливый…